Ищи меня в отражениях

— И грех воровать, да нельзя миновать… Давайте скажем, позаимствовали.

— То есть вы намерены его вернуть?

— Не исключено. Все зависит, как мы с вами столкуемся.

— Вы хотите получить что-то взамен?

— Предлагайте, посмотрим…

— Я предлагаю вам вернуть зеркало, — прорычал Стас. — И тогда мы не обратимся в милицию.

— Любопытно было бы послушать, что вы им скажете, — усмехнулись на том конце.

— Вы похитили ребенка и держали его силой.

— И чем докажете? Может, пацан сам сбежал из детского дома, болтался, пока не проголодался, а теперь выдумывает небылицы, чтобы ему не всыпали как следует?

Стас хотел было возразить, но осекся.

— Я так подозреваю, вам нужен мальчик, чтобы завершить задуманное?

— Мыслите вы, Стас, в правильном ключе. И все же одна ласточка весны не делает…

— А можно конкретнее?

— Нам нужен мальчик, это так. И лучше бы ему вернуться как можно скорее.

— Если Тимофей вернется, мы получим назад зеркало?

— А вы предлагаете обменять пацана на зеркало? — собеседник довольно хмыкнул в трубку.

Стас сморщился, но выдавил:

— Да, — на его лбу заблестели капельки пота.

— Ну что ж, дорогой, — на том конце буркнули что-то в сторону, — если вы предложите обменять Тимофея на зеркало, то не согласимся.

— Так чего вы хотите!? — взорвался Стас.

— Мы хотим пацана! — пролаяли с другого конца. — И как можно скорее!

У меня перехватило дыхание.

Стас опустил глаза. Он выглядел совершенно опустошенным.

— Слушай сюда, расклад такой: пацан возвращается и делает, что должен. И если все пройдет, как запланировано, мы подумаем насчет зеркала.

— Моя дочь умирает. Сегодня утром у нее остановилось сердце, и только с помощью дефибриллятора ее вернули к жизни. Как думаете, сколько она продержится?

— В таком случае, вам следует поторопиться.

Стас молчал, глядя в пустоту.

— Послушайте, просто верните зеркало. Жизнь мальчика нам дорога ничуть не меньше.

Вот это навряд ли.

— Мы будем молчать, и никто не узнает вашей тайны. Тем более, нам ничего не известно! Поймите, сердце моей дочери…

— Двух смертей не бывать, а одной не миновать. Я так понимаю, пацан меня слышит, — в голосе на том конце послышались елейные нотки. — Тимочка, дорогой, возвращайся. Даем тебе полчаса времени, чтобы одуматься и вернуться. Выходи на парковку. Тебя встретят с распростертыми, самыми дружелюбными объятьями. Поторопись, иначе тебе помогут…

Стас медленно положил трубку.

Я не мог прийти в себя.

Все было бессмысленно.

Я встал и направился к лестнице.

— Тимофей, постой! Куда ты?

— Стас, вы все слышали. Мне нужно идти…

— Нет, ты не вернёшься к ним! — Стас схватил меня за плечи. — С ума сошел?!

— Вы что думаете, я смогу здесь отсидеться?

— Но это безумие!

— Безумием был мой побег. С этими людьми нельзя шутить.

— Но что с тобой будет?

— Я им нужен, а значит, со мной все будет в порядке. Стас, я постараюсь сделать все, чтобы вернуть зеркало.

— Зачем ты это делаешь, мальчик?

— А вы? Зачем вы это делаете?

Глава 44

Я вышел на улицу. Падал колючий снег. Возле “Нивы”, облокотившись на капот и постукивая по железу пальцами, стоял папаша. Ну вот и все.

Он схватил меня за ворот и запихнул на заднее сидение.

— Ну что, нагулялся, стервец?!

Папаша, тяжело отдуваясь, сгрузил свое тело рядом. От него воняло чесноком. Я подвинулся, отстраняясь от потной туши, но справа уже сидел кто-то.

У незнакомца были абсолютно белые, почти прозрачные волосы, в беспорядке торчащие на затылке. Он оглянулся. Узкие черные щели глаз пронзили меня насквозь. Я почувствовал острую боль в самом центре центр солнечного сплетения, задохнулся и сложился пополам. Папаша потянул меня за шкирку, как котенка, возвращая на место.

— Сидеть, — прорычал он.

Но азиату было мало. Он ткнул меня локтем в бок и рявкнул:

— Куртка где, падла?

— Оставь, Шоно! Не до куртки.

Папаша грубо развернул меня к себе. Свирепо раздувая ноздри, он прошипел:

— И больше без фокусов, понял? — он разжал кулаки, и я повалился назад на сидение.

— Тебя тоже предупреждаю, держи себя в руках!

Шоно недовольно фыркнул и отвернулся

Да он совсем мальчишка! Едва ли ему исполнилось восемнадцать.

Заработал мотор, и машина тронулась. Я сидел, зажатый с двух сторон, словно между молотом и наковальней.

Почему они больше не прячут лиц? Водитель накинул на голову капюшон куртки, но его легко рассмотреть в зеркало заднего вида. Азиат, Шоно, даже во время пыток не снимал маски. Неужели придется проститься со свободой навсегда? И как долго будет длиться это “навсегда”?…

Вечерело. Машина ехала ровно, без спешки. Волнами накатывала непреодолимая усталость. Я с трудом держался, стараясь не задевать попутчиков, но сам не заметил, как отключился. Тычок в бок прогнал обрывки сна.

— Посмотрите на него, он дрыхнет! — проворчал Шоно. — Может, тебе плечико подставить?