Исчезнуть из преисподней

Он убрал руки. Я вздохнула и, вместо того чтобы дать ему по роже за такие выкрутасы и сбежать, развернулась к двери и посмотрела в глазок.

— Да ушла она, ушла…

— Кто? — ошеломленно спросила я.

— Та, от которой ты решила спрятаться в первой попавшейся квартире, которую еще и своими ключами зачем-то пыталась открыть… Знаешь, что я думаю о блондинках? Если вы не умнее куриц, то вас, в принципе, можно есть. Как считаешь?

— Да ты… Да ты… — я даже задохнулась от такого хамства и не смогла ничего ответить.

Он приложил палец к губам, мол, тихо. Ага, не на ту напал! Он, значит, оскорблениями будет сыпать, а я в ответ помалкивать должна. Дескать, знай, баба, свое место. Не дождется!

— Знаешь, кто ты? — продолжала я, он опять шикнул и показал на дверь.

Ах, ну да. Мой голос будет слышен в подъезде.

Я снова приклеилась лицом к двери, а зрачком — к дверному глазку и увидела, как Людмила Григорьевна проходит мимо в направлении своей квартиры. Мы с Юлианом молчали и даже дышали через раз, поэтому я услышала, как открылась соседняя дверь и женский голос с порога что-то спросил — что именно, уже не разобрать. Дверь закрылась.

— Так зачем ты прячешься от нее? Что тебе сделала старушка?

— А зачем тебе эта информация? — Я отвечала на первый вопрос, и второй услышала уже одновременно со своим голосом. — Старушка?! — возмутилась я. — Да она на пять лет тебя моложе! — Тут я, конечно, загнула. Парню было максимум двадцать восемь, а Людмила Григорьевна заметно старше. Просто выбесило его отношение к женщинам. От «зрелой» до «старушки» шаг длиною в тридцать лет, как минимум.

— Очень смешно, тоже люблю этот фильм.

— При чем тут фильм? Это женская солидарность. Нельзя так говорить. Ладно, спасибо, что спас, предоставил укрытие и так далее, мне пора. Чао.

Я снова повернулась к двери.

— Погоди! Вот так просто и уйдешь, да? Не разбивай мне сердце, молю!

— Ты переигрываешь.

«С таким талантом только в ТЮЗ», — мысленно добавила я, покачав головой.

— Типичная баба, — фыркнул он. — Только и делает, что критикует. Даже чаю не выпьешь? — без перехода предложил он.

Я хихикнула, дескать, что за нелепица, но уже в следующую секунду согласилась. Действительно блондинка. Просто я подумала, что для расследования мне так и так пришлось бы с ним переговорить. Конечно, хотелось это сделать в присутствии телохранителя или хотя бы Алексея, но за эти пять минут он меня не убил. Может, обойдется. Главное, следить, чтобы не подсыпал чего.

Минуту спустя я уже сидела на его кухне, стена которой была общей с тридцать четвертой квартирой. Как я успела заметить, квартиры зеркально отражали друг друга, только здесь дверь находилась ближе к кухне, чем у Людмилы Григорьевны.

— Ты так внимательно следишь за моими действиями, — недовольно бубнил Юлиан, раскладывая пакетики чая по чашкам из прозрачного стекла, — боишься, что отравлю, или что?

Я фыркнула, мол, что за несуразица, и демонстративно отвернулась к окну. Так что, если он все-таки воспользовался случаем и что-то подсыпал, я об этом узнаю, только когда эта дрянь подействует.

— Ты был знаком со Светланой Беловой? — наконец спросила я.

— Я много с кем был знаком. И не всех знавал по имени. В именах, знаешь ли, нет ничего особенного. Помнишь, как у Пушкина? «Что в имени тебе моем?» — с чувством принялся декламировать этот клоун. — «Оно умрет, как шум печальный / Волны, плеснувшей в берег дальний, / Как звук ночной в лесу глухом». Имя — это только возможность различать детей. Если в семье родился один ребенок, и его называют, допустим, «сын», ну там… «Сына!» — зычно позвал он, это было так внезапно, что я вздрогнула. — «Ужинать!» То что в этом плохого? Он не поймет, что к нему обращаются?

— А в детском саду и школе его тоже сынулькой величать будут али как? — незаметно для себя, я перешла на его манеру речи. Ну вот, а только недавно сетовала, что никто не изъясняется на языке Толстого. Бойтесь своих желаний, как говорится.

— Вот! — обрадовался он, будто я не спорила с ним, а совсем наоборот. — Чтобы различать детей. Соображаешь?

— Надо же, — фыркнула я в очередной раз (рядом с этим человеком вообще только и можно что фыркать, топать ногой и возмущаться), — человек с именем Юлиан говорит что-то об именах.

— Так ведь правильно! Юлиан — это то, что отличает меня от Миш, Саш и Андреев.

— Да, и тебе очень подходит, — сказала я, отпив горячего чаю. — Не могу себе представить, чтобы из Миши или Саши получится такой придурок. — Его это, казалось бы, не задело, он лишь улыбнулся краешком красиво очерченных губ и чинно отпил из кружки, без простолюдинского хлюпанья. Даже у меня так не всегда получалось. Разозлившись на это, я вернулась к теме: — Ты знаешь Светку?

Я протянула ему телефон с фото, чтобы не отвертелся. А то опять начнет про плохую память на имена.

— Хм…

— Что? На лица у тебя тоже хреновая память?

— Фи, как вульгарно вы, барышня, выражаетесь. Вы в культурной столице!