Иоганн Кабал, некромант

Расплывчатая картинка перед глазами Фрэнка вдруг прояснилась. Он по-прежнему глядел на Лейлу, а она на него, только вот ориентация изменилась, а еще в глазах Лейлы смутно читалось разочарование. Тут Фрэнк вспомнил, что она пыталась его прикончить и нужно дать ей отпор. Бэрроу ударил ее кулаком, но не встретил никакого сопротивления. Он попытался дать ей пощечину, и неожиданно Лейла просто взяла и отпустила его. Фрэнк был приятно удивлен этим, но его изумление возросло в разы, когда голова Лейлы отскочила и упала в нескольких футах от него. Вскрикнув, Бэрроу оттолкнулся и попятился, пока не наткнулся на шезлонг. Тяжело дыша, он принялся лихорадочно оглядываться и попытался сориентироваться. Он все еще был в шатре, все еще сидел на полу. Голова Лейлы лежала неподалеку, и по ее лицу медленно расползалась гримаса. С другой стороны извивалось ее обезглавленное тело, которое по-прежнему стояло на коленях. Позади него замер невыразительный мужчина, в руке он держал что-то вроде ножа для хлеба и усердно тер большое пятно бесцветной грязи на жилете, правда, безрезультатно.

– Ох ты, боже, – непринужденно бросил мужчина, когда заметил, что Бэрроу уставился на него. – Не думаю, что пятно сойдет.

– Здравствуйте, мистер Симпкинс, – хрипло произнес Бэрроу.

– Здравствуйте, бывший детектив-инспектор Бэрроу, – сказал мужчина и продолжил тереть пятно. – Знаете, к пятнам крови привыкаешь, но это что-то новенькое.

Симпкинс указал на лежавшие по отдельности части Лейлы.

– Вообще-то я не собирался обезглавливать юную леди – только перерезать ей горло. Но, похоже, внутри нее ничего не было. Стоило лезвию разрезать – сомневаюсь, что это можно назвать кожей, – в общем, стоило надрезать, как нож пошел дальше как по маслу. Все равно что кромсать немецкую колбаску. Раз – и голова отдельно. В профессиональном смысле это очень лестно. Только вот затем из нее потекла эта жуткая слизь? Я привык к тому, что из жертвы хлещет кровь – к подобной неприятности готовишься заранее, как к походу к зубному. Но это? – Симпкинс торжественно кивнул, словно собирался рассказать Бэрроу о великом открытии. – Не похоже, что это натуральное.

– И что теперь, мистер Симпкинс? – спросил Бэрроу, и Симпкинс наклонил голову, недоумевая. – Когда-то вы сказали, что в один прекрасный день убьете меня. Этот день настал?

– Ах, вы об этом, – небрежно бросил Симпкинс. – Сегодня я спас вам жизнь, бывший детектив-инспектор Бэрроу. В некоторых культурах это означает, что ваша жизнь принадлежит мне. Зачем же мне теперь вас убивать? Зачем отнимать то, что уже принадлежит мне?

– Замечательная мысль, мистер Симпкинс, но она работает, только если вы придерживаетесь этих взглядов. А я в этом сомневаюсь.

Симпкинс засмеялся, издав сдавленное фырканье.

– Вы, как всегда, правы. Однажды детектив – навсегда детектив? Вообще я намеревался убить вас, но, знаете, теперь, пожалуй, не стану. – Он вытянул руку и поднял указательный и средний палец в виде буквы V, знаменуя победу. – По двум причинам. Во-первых, я спас вам жизнь из очень эгоистичных побуждений: я решил, что если уж кто-то и должен вас убить, то только я. Было бы невежливо в итоге все же лишить вас жизни. Во-вторых, что куда более важно, вы меня вспомнили. Уж не знаю, отпечаталось ли у вас в сознании, но вашими первыми словами, когда вы пришли в себя, стали «Здравствуйте, мистер Симпкинс». В наши дни подобная вежливость очень трогательна. Очень культурно. Вы меня вспомнили, и не сомневаюсь, до конца дней не забудете, что я сыграл небольшую роль в вашем спасении.

– В этом можете быть уверены, – сказал Бэрроу.

Один из самых известных серийных убийц в мире спасает его от синтетического суккуба – да уж, такое быстро не забудешь.

– Вы именно тот тип человека, а если быть точным, то на сегодняшний день единственный тип, который я бы хотел сохранить. Я с тем же успехом могу убить себя. А я, к слову, не из разряда самоубийц.

– Это ведь вы прятались в «Зале убийц»?

– Да. На груди у меня была пришпилена табличка с именем Альберт Симмондс. Еще одна из множества неточностей.

– Так Кабал приютил у себя сбежавших из Лэйдстоунской тюрьмы?

– Да, конечно же. Нас больше, чем восковых фигур.

– Но зачем?

– Зачем? Мы продали ему души. Я атеист, поэтому для меня потеря была невелика. – Симпкинс взглянул на труп Лейлы, который постепенно сдувался и растекался лужей на удивление правильной формы. – По крайней мере, я был атеистом. Да и потом всем нам светил Ад еще до того, как мы подписали контракт. Так что разницы никакой.

– Контракт? – переспросил Бэрроу. – У него есть контракты?

– О да. Я свой прочел, прежде чем подписывать. А вот остальные – нет. Думаю, все дело в том, что половина из них не умеет читать, а остальные были слишком счастливы оказаться на свободе. Но все очень четко составлено, правда, уж больно много устаревших терминов. Однако контракт носит обязывающий характер. Обладатель контракта имеет все права на душу подписавшего в случае его или ее смерти. Впрочем, полагаю, вполне стандартный договор, если работаешь на Сатану.

– Послушайте, мистер Симпкинс…