Приехали. «Деда» порядочно развезло, он сосредоточенно, стараясь не упасть, разделся до синих семейных трусов. Через минуту появилась брюнетка в кружевной комбинации, на каблуках и картинно встала, попыхивая сигаретой в длинном мундштуке. При этом она вела оживленную беседу с подругой, стоявшей в пальто, и иногда комментировала происходящее. «Дед», расчувствовавшись от такой красоты, неловко прильнул к ней, опустившись на колени. Брюнетка некоторое время игнорировала его, а потом участливо спросила:
— А что ты там делаешь?
— Мне так хорошо, мне так хорошо… — пьяно промямлил «дед».
— Ты слышишь? — спросила брюнетка громко, с театральной подачей. — Ему хорошо!
Я понял, что такой фарс ведет только к позору флота. Как мог, убедил в этом «деда» и велел ему одеваться, а тем временем продолжил уже завязавшуюся беседу. Брюнетка рассказала, что она окончила торговый техникум, работает в универмаге «Детский мир» и ее недавно избрали секретарем комсомольской организации. Разговор наш тек свободно и приятно, «дед» все никак не мог натянуть на себя брюки, и моя собеседница спросила, нахожу ли я ее привлекательной, давая понять, что счастье близко ивозможно. Сердце забилось, во рту пересохло, но я собрал все самообладание, очаровательно улыбнулся и сказал, что ЭТО я за деньги делать не могу. Брюнетка картинно затянулась, пустила к потолку кольцо дыма и, подарив мне голливудскую улыбку, ответила: «Как жаль. А я ЭТО не могу делать без денег!»
Я подхватил «деда», как раненого с поля боя, и мы вышли на улицу, где нас ждало такси. Девушки из дверей приветливо махали нам на прощанье.
КИЛЬСКИЙ КАНАЛ
Путь наш лежал в Бремен, вдоль балтийских берегов Латвии, Литвы, Польши, ГДР. За Ростоком начинается Кильская бухта, а за ней — канал. От Риги до Бремена, если идти Скагерраком, огибая Ютландский полуостров, — 970 миль, а через Кильский канал — 719 миль. Разница в 251 милю для нашего «Кейлы» — это 30 часов ходу, экономия времени, солярки, цены перевозки. К тому же в канале тихо, в шторм не попадешь.
На подходе к первому шлюзу с берега нам кричали в мегафон: «Ахтунг, Кайла! Ахтунг, Кайла!» Германия, страна предков. Земля Шлезвиг-Гольштейн. Поля, луга, коровы, дороги и мосты.
Мы шли по тихой глади, а мимо проплывали буколические немецкие пейзажи: белокурые девочки в клетчатых платьицах играли на зеленой траве, из прибрежных коттеджей на нас лениво смотрели зеваки. Попадалисьнебольшие промышленные предприятия, но все на них было свежепокрашено, аккуратно уложено и резко отличалось от привычной нам серой свалки советских заводов.
На мостик поднялся молодой моторист, принявший душ после вахты. Первое плавание, первая встреча с заграницей.
— Ну как, — спросил я его, кивком головы показывая на разноцветную идиллию за бортом, — нравится?
Молодой моторист возмущенно дернул плечом.
— Да это все на показ, — сказал он, — тут же иностранные суда ходят!
На выходе из канала, в шлюзе Брунсбюттеля, мы оказались рядом со шведским судном. Шлюз медленно заполнялся водой, я был на вахте и беседовал с лоцманом. На шведском судне опустили трап, на борт взошли две скромно одетые девушки — свитера, джинсы на лямках, волосы заплетены в косы, на лице никаких следов косметики. Лоцман уловил мой немой вопрос. «Видимо, судно долго было в море, — сказал он. — Девушки сойдут на половине пути, в Рендзбурге, а может быть, — глаз у лоцмана сверкнул озорным блеском, — останутся до самого конца, до Киля».
РУЛЕВОЙ ВАСЯ
Ранней осенью, как ударят первые холода, устанавливается ровная погода. Природа будто готовится ко сну — ни ветерка, ни облачка, остуженный воздух прозрачен настолько, что в бинокль видно, как закругляется земной шар. Встречное судно высовывается из-за горизонта сначала одной только трубой, а уж потом появляется все остальное.
В такие дни штурману раздолье — маяки и приметные места как на ладони, определился и стой себе, смотри. Можно с рулевым поговорить, это не запрещено. Толькоо чем? Мой рулевой Вася словоохотливостью не отличался.
— Ну что, Вася, — говорил я ему обычно, — в отпуск скоро?
— Гы-ы-ы-ы! — отвечал Вася. — Законно!
Мы шли Северным морем, держали курс на Гулль. В устье реки неподалеку от моря встали на якорь, ожидая прилива. Лоцман, обрадовавшись, что русский штурман говорит по-английски, принялся рассказывать о местных акцентах и наречиях. «Моя жена, — сказал он, — родом из городка всего в сорока милях отсюда, но когда мы едем в гости к ее матери и она с ней начинает разговаривать, я не понимаю ни слова! Для меня это китайский язык!»
В порту после швартовки меня вызвал помполит. «Распишитесь в журнале, принимайте группу в увольнение на берег». Я поинтересовался, что за группа, сколько человек. Помполит провел пальцем по строчкам: «Вам достался всего один человек, матрос с вашей вахты».