Мы с Васей сошли на берег, вышли из порта, отыскали нужный автобус. В город надо было ехать довольно долго. На одной из остановок в автобус сел… Нет, мужчиной назвать его было трудно: изможденное худое лицо, покрытое толстым слоем белой пудры, щеки нарумянены, брови подведены сурьмой, губы накрашены помадой. Это чудесное зрелище венчал огромный нейлоновый ярко-рыжий парик.
— Смотри, — сказал я Васе тихонько, — лицо напудрил, щеки нарумянил, брови черным подвел, губы накрасил. Но зачем, зачем он надел этот рыжий парик?!
Вася глубоко задумался, наморщив лоб, губы его немного шевелились.
— Всеволод Борисович, — сказал он наконец, — а может, у него это… ВОЛОС НЕТ?
В мои судовые обязанности входила ежедневная проверка хронометров (в полдень по сигналу «Говорит Москва»), корректировка навигационных карт и лоций в соответствии с последними бюллетенями, а также выдача зарплаты. Я был судовым банкиром. Всю наличность в рублях перед уходом за границу мне полагалось класть на аккредитив. После возвращения в советский порт нужно было дождаться пограничной комиссии, таможенного досмотра, после этого сойти на берег, отыскать центральную сберкассу, получить по аккредитиву судовые деньги, вернуться и только тогда начинать выдачу аванса или получки.
На все это уходило часа четыре. Команда рвалась в город и изнывала от нетерпения. Довольно скоро я начал потихоньку прятать свой рублевый фонд в коробку из-под обуви, вывозить советские дензнаки за рубеж. Моряки это скоро пронюхали. Еще в море, иногда за сутки до захода в порт, мне в дверь осторожно стучали:
— Всеволод Борисыч!
На что я отвечал:
— Заходи по одному!
— Мне бы авансик, — робко говорил посетитель.
Я решительно спрашивал:
— Сколько?.. Распишись вот здесь.
Это вопиющее нарушение финансовой дисциплины было нашей общей тайной, которую никто ни разу не выдал. За границей выплату надо было планировать заранее. Я шел к капитану и спрашивал: «За сколько суток начислять?» Капитан прикидывал время нахождения в международных водах и называл количество дней. У меня был табель инвалютной зарплаты в условных единицах: матрос получал в сутки 60 копеек, капитан 2 рубля 20 копеек. Сначала надо вывести каждому сумму к выплате в у. е., потом перевести в целевую валюту, проверить баланс всех колонок, подбить общую цифру и отдать ее капитану. Он составлял радиограмму судовому агенту в порту, радист отбивал ее на ключе азбукой Морзе, и по заходу в порт нас уже встречали с конвертом валюты, которую я выдавал по ведомости.
С десятичными валютами — марки, кроны, злоты — все просто, но с английскими фунтами была беда. После завоевания Англии норманнами в 1066 году фунт стерлингов был поделен на 20 шиллингов или 240 пенсов. С января 1971 года фунт был приведен к десятичной системе, но мне в 1963 году приходилось иметь дело вот с чем:
1 гинея — 21 шиллинг;
1 фунт стерлингов — 20 шиллингов;
1 крона — 5 шиллингов;
1 полукрона — 2,5 шиллинга;
1 флорин — 2 шиллинга;
1 шиллинг — 12 пенсов;
1 гроут — 4 пенса;
1 пенни — 2 полпенни или 4 фартинга.
Железный арифмометр «Феликс», прообраз будущих компьютеров, решительно отказывался считать английские извращения. На составление валютной ведомости у меня уходило порой часов семь или восемь, я «вручную» передвигал по одному или по два пенса с одной строчки в другую, чтобы добиться согласования левых и правых колонок.
Тогда, в Гулле, выдавая валюту, я знал уже, что оттуда мы идем в Ригу. Не было другого порта в СССР, который вызывал бы на лицах мореманов такое блаженное выражение. «Там все повенчано вином и женщиной…» Раз в месяц я отсылал свой финансовый отчет в Таллин с главного почтамта; если это было в Риге, то шел из порта пешком. За воротами порта обычно дежурило такси с девушками, которые при моем появлении принимались махать руками и звать к себе. Я показывал на портфель и на руку с часами — иду по делу, некогда, не могу.
В Гулле затоварились ходкими вещами — тюль на окна, плюшевые коврики с рогатым оленем. Всех советских ими снабжал господин Флис, говоривший по-русски. Он появлялся в любом порту, будто из-под земли, как сказочный коробейник, только товар был у него не в коробочке, а в битком набитой машине, из которой он и доставал кому что и сколько нужно. Стандартный набор тюля с ковриком гарантировал моряку вторую зарплату. На шкаф каюты, где лежали эти сокровища, глядели влажным взором.
В Риге наш электрик ушел в отпуск, ему прислали замену. Прием и сдача дел проходили за выпивкой и закуской. Судовые генераторы остановили, кабель питания включили в розетку на причале. Розетки эти были двух видов: обычные, на 240 вольт, и розетки для подъемных устройств на 380 вольт, оба эти вида ничем друг от друга не отличались. Такой отличный социалистический дизайн.
Веселое застолье несколько раз прерывалось темнотой — перегорали пробки. Электрики терпели, терпели, а потом не выдержали и поставили вместо плавкого предохранителя «жука» из толстой медной проволоки — теперь уж не перегоришь! После чего еще немного погуляли и легли спать.