Читаем Интеграл похож на саксофон полностью

Путь из Архангельска в Дудинку — не близкий: из Северной Двины в Белое море, оттуда, обогнув мыс Канин Нос, Баренцевым морем на восток, мимо острова Колгуев, через Карские Ворота, по Карскому морю на остров Белый у полуострова Ямал, за которым начинается Обская губа и далее — порт Диксон, а от него вверх по Енисею.

Полным ходом идти суток восемь, но полным ходом по Ледовитому океану не пойдешь. Несмотря на лето, уже в Баренцевом море стали попадаться льдины, а в Карском они превратились в высокие айсберги, и я после вахты выходил на палубу в промозглый холод любоваться. В чистейшей зеленоватой воде плавали прозрачные изумрудные громады, сверкавшие на солнце.

Меня тянуло к холоду и чистоте, потому что наверх я поднимался из раскаленной преисподней, полной угольной пыли, огня и шлаковой вони. Внизу, в глубине железной утробы, круглые сутки, день и ночь, у котлов шуровали «черти». Кочегар первого класса стоял у четырех топок котла, в которых бесновался и выл огонь. У топки, на стальных листах палубы лежала куча угля. Кочегар филигранным, мастерским движением совковой лопаты отправлял уголь в глубь топки, а накормив все четыре топки, принимался «подламывать» спекающийся шлак четырехметровой кочергой.

Останавливаться некогда, висевший тут же манометр показывал давление пара в котле, которое надо было держать во что бы то ни стало. Когда топка прогорала, кочегар выгребал из нее раскаленный шлак прямо себе под ноги, получалась огнедышащая куча больше метра высотой, от нее приходилось закрывать лицо руками. И тут я, кочегар второго класса, смело подходил к этой куче со шлангом в руках и заливал ее забортной водой. Куча яростно шипела, пуская пар и сернистые газы так, что мой напарник совсем скрывался из виду. Включались мощные вытяжные вентиляторы, постепенно из смрада проступала фигура кочегара, а я своей лопатой принимался перебрасывать еще не остывший шлак к борту, где висел крамптон.

Это было загадочное устройство, видимая часть которого представляла стальной квадратный бак. В этот бак я закидывал содержимое кучи и тянул за рукоятку, отполированную кочегарскими руками. Крамптон шипел паровой тягой, улетал куда-то вверх, с грохотом опорожнялся, выкидывая шлак за борт, в изумрудные воды ледовитых морей, и возвращался ко мне пустым.

За четырехчасовую вахту надо было чистить все четыре топки и снова забрасывать в них уголек. Уголь хранился в бункере. Представьте — железная комната, 3×3 метра, без окон и дверей, высотой метров восемь, наполненная мелким антрацитом. В кочегарку проделано квадратное окно на уровне пола, куда я вонзал свою лопату, перебрасывая уголь к топке. Кидать надо было прицельно, так чтобы уголь не рассыпался по всей палубе, а образовывал ровную кучку у ног повелителя огня.

Время от времени уголь не сыпался, застревал. Тогда я заползал в угольное окно внутрь бункера. Там на самом верху висела одинокая тусклая лампочка, но благодаря ей видно было, куда надо карабкаться. Веселым альпинистом влезал я на самый верх угольной кучи и устраивал лавину, скатываясь вниз вместе с ней и перекрывая этим себе выход. Путь назад в кочегарку лежал через угольное окно, к которому я прорывал себе путь вслепую, как крот, ныряя в сыпучий уголь.

Перед вахтой мой напарник, Гриша, делал себе чай: в литровую кружку с заваркой он насыпал четыре столовые ложки сахару, добавлял большой кусок сливочного масла, все это тщательно перемешивал и выпивал за один присест.

Тем временем я не забывал о главном, между вахтами исправно доставал кларнет и сначала, как учили, раздувал длинные ноты, добиваясь звука по уменьшенным аккордам — с нижней ми на соль, си-бемоль и до-диез, тихо, громко, с раздуванием или затиханием. Потом шли гаммы. После кочегарки приходилось останавливаться каждые пять минут — натруженные руки дрожали мелкими мурашками, по ним не шла кровь.

В Дудинке нам предстояло разгрузиться, идти балластом в Игарку и грузиться там лесом для Новой Земли. Разгрузка тянулась медленно, казалось, ей не будет конца.

На этом внутреннем рейсе, без захода в иностранные порты, помполита не борту не было, он пошел в отпуск, поэтому культурное мероприятие — экскурсию на Норильский металлургический комбинат — организовал старший помощник, старпом. Он взволнованно объяснил нам, что поедем мы туда самой северной железной дорогой в мире.

Перейти на страницу:

Все книги серии Аквариус

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии