Интеграл похож на саксофон

На гастролях в Кисловодске у нас выдался выходной, и мы пошли вечером в филармонический зал на эстрадный концерт артистов Германской Демократической Республики. «Демократиш фритц», — как говаривал мой капитан эстонец. После концерта собрались в номере на предмет интернациональной дружбы. Принимающей стороной были «Добры молодцы», и мы патронов не жалели. Володя разошелся и принялся объяснять немцам свой музыкальный профиль: «Их бин айн стратосфер трампет!» То есть, что он — трубач, который берет запредельно высокие ноты. В подтверждение своих слов он раскрыл футляр, вынул трубу и затянул «Фламинго».

«Ту-ру-ру… — громко запела труба. — Тарарим-тара…» Тут звук у Володи сорвался, он издал то, что на музыкантском «шортхэнде» называется «кикс». «Р-р-р! — сказал Володя. — Айн момент! Их бин айн стратосфер трампет!» «Ту-ру-ру… тарарим-тара…» — «кикс!» «Р-р-р! Р-р-р! — прорычал Володя возмущенно. — Айн момент битте! Их бин айн стратосфер трампет!!!» Он набрал полную могутную грудь воздуха, провел языком по губам, приложил их к мундштуку. «Ту-ру-ру… тарарим-тара…» — «кикс!» Тут Володя Василевский потерял рассудок, побраговел от гнева, стал похожим на рассвирепевшего гиппопотама. Он схватил трубу богатырскими руками и на глазах изумленных граждан ГДР разорвал ее медные кишочки на несколько частей. Получай-ка, Фриц, гранату от совьетского зольдата!

Я узнал об этом наутро от директора гостиницы, которая сухо сообщила мне, что вынуждена выселить артиста Василевского за грубое нарушение правил общежития и ночное хулиганство. Володя сидел бледный, несчастный и подавленный, поскольку по природе своей был человеком совестливым и деликантным.

Кисловодск запомнился еще одним эпизодом, малозначащим. По меркам сегодняшнего дня он вообще ничего не значит, но тогда…

Как я уже упоминал, Управление по охране государственных тайн в печати, так называемый Главлит, имело полнейший контроль над всей печатной продукцией страны. Ни одна книга, брошюра, календарик или извещение не выходили без «литовки». По этой причине в крупных городах невозможно было напечатать визитную карточку. Это удавалось только людям очень высокого ранга, поскольку разрешение давалось чуть ли не на правительственном уровне.

Теперь представьте — я захожу в типографию при Кисловодском театре, где печатали наши афиши, завожу разговор с печатником и осторожно спрашиваю, не мог бы он напечатать мне сотню-другую визиток. Я заплачу. «Конечно могу, — сказал печатник, — завтра к вечеру будет готово!»

Из этой поездки я вез в Москву то, что не купишь за деньги, не достанешь по блату — настоящие визитные карточки, на которых красовалась надпись:

«Всеволод Борисович Новгородцев.

Руководитель ансамбля

„Добры молодцы“».

Эти скромные кусочки полукартона, сероватые, неважно пропечатанные буквы производили впечатление, с которым сегодня в России ничто не сравнится, разве что кортеж больших «мерседесов» с синими мигалками на крыше.

Чем больше мы ездили по стране, тем сильнее я убеждался, что расхожий пропагандистский фразеологизм «тлетворное влияние Запада» — чистая правда. Не в том смысле, что влияние тлетворное, а в том, что Восток на Советский Союз никакого влияния не оказывал. Влиял только Запад. Как будто невидимый ветер, зарождавшийся где-то в Америке, проносился через океан, летел над Англией во Францию, Германию и дул дальше на Восток, неся влияние Запада народам. К Уральскому хребту ветер слабел, едва ощущался он в Сибири, у Байкала затихал вовсе, а уж на Дальнем Востоке о влиянии Запада знали только понаслышке. В Южно-Сахалинск, расположенный рядом с Японией, западное влияние вовсе не доходило, а если какие-нибудь столичные хлыщи привозили его с собой, у местных вождей возникала чесотка.

К тому времени мы сбросились на новую аппаратуру, купленную не то у венгерских, не то у чешских гастролеров. Национальность артистов значения не имела, потому что аппарат был австрийский, хотя назывался по-итальянски — «Монтарбо».

Звуковые колонки всегда выставляют вперед, на авансцену, поэтому первое, что увидели зрители еще до открытия занавеса, особенно в ближайших к сцене рядах, где сидело партийное начальство, — это бесстыдно красовавшаяся западная техника.

Назавтра в газете «Советский Сахалин» появилась разгромная статья. В ней говорилось, что «Добры молодцы» оскорбляют русскую народную песню исполнением на электрических гитарах, звучавшую к тому же через иностранную аппаратуру. Жизнь в Южно-Сахалинске событиями не богата. Можно, конечно, сходить в продуктовый магазин и купить брикет мороженого крабового мяса, но это, пожалуй, и все. Весть о газетной статье разлетелась быстро.

Мы собрались и решили ответить в свободном стиле, как на картине Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». «Десятки и сотни пианистов по всей стране, — говорилось в нашем послании в газету, — ежедневно оскорбляют священные имена Чайковского, Рахманинова и Глинки, исполняя их на роялях „Блютнер“, „Бехштейн“ и „Стенвей с сыновьями“».