Интеграл похож на саксофон

Еще с оркестром Вайнштейна на гастролях в Свердловске я взял в филармонии контрамарки на наш концерт и пошел к лучшему в городе специалисту. В подобных случаях контрамарка лучше денег, поскольку дающий вступает с врачом в некий обмен ценностями. Такое даяние не унижает доктора, а возвышает его, при этом уголовный кодекс не нарушен, не задет ни одной статьей, ни единым параграфом.

Меня принял пожилой еврей, полный мудрости итихой скорби. Он провел меня к рентгеновскому аппарату, дал выпить бариевой каши, потом поставил внутрь, долго вертел, ставил в позы, сказал тихо: «Всё, одевайтесь». Я вышел из-за ширмы в ожидании диагноза, может быть — приговора. «Молодой человек! — сказал мне профессор надтреснутым сипловатым голосом. — Ваш желудок можно В УЧЕБНИК ВСТАВЛЯТЬ!» С этим напутствием я и пошел дальше по жизни, твердо зная, что раз все у меня в порядке, то живот пусть болит, если хочет.

Теперь, став рядовым, я решил на досуге наконец заняться собой. Разговоры о некоем универсальном методе я слышал среди джазменов еще в 1969 году. Тогда в Москве вышел сборник «Проблемы лечебного голодания». В нем приняли участие крупные советские ученые: академик П. К. Анохин, академики А. А. Покровский и П. А. Федоров, профессор Ю. С. Николаев и разные светила из-за границы. В 1973 году появилась книга Ю. С. Николаева и Е. И. Нилова «Голодание ради здоровья», тираж в 200 тысяч был мгновенно раскуплен. Одну книжечку я сумел достать и теперь прилежно ее изучал.

Вкратце методика Николаева сводилась к четырем главным пунктам — ежедневно совершать длинные прогулки (5 км) на свежем воздухе, пить 2 литра чистой (кипяченой) воды, принимать горячие ванны с мытьем мочалкой (для массажа) и очищать кишечник кружкой Эсмарха (подвесной клизмой). Остальное просто — не есть.

К голоданию надо подготовиться, постепенно уменьшая объем еды; в последнюю ночь принять слабительное. Начинать с одних суток, потом голодать три дня, после перерыва — неделю, а там и дальше можно двигаться. После пяти-семи дней наступает ацидоз, от человека пахнет псиной, после десяти дней отключается пищеварение, уходит острый голод. В организме проходят итенсивные мобилизационные и восстановительные процессы, идет естественное лечение всех болячек.

Самое важное — как выходить из голодания. Сколько голодал, столько надо восстанавливаться, после недельного голодания восстановление тоже — неделя. Начинать с овощных соков пополам с водой, очень понемногу, потом постепенно добавлять процеженный отвар овсянки, затем пюре, паровой рис и т. д.

Самого главного в книжке Николаева не было, да и быть не могло. У классиков, скажем, у Эптона Синклера, речь идет не о голодании, а о посте, где отсутствие пищи физической возмещается обилием пищи духовной. Впрочем, даже если бы случилось чудо и советский Главлит пропустил бы идею поста и молитвы, вряд ли кто-нибудь из нас мог тогда воспользоваться такой методой. В космос летали ракеты, повсюду висели портреты космонавтов, физики спорили с лириками. Мы были невольными материалистами и голодание ради здоровья являлось нашим пределом духовности.

У меня задача была простая — чтобы живот не болел. Я отголодал сутки, потом трое, потом неделю. В пузе попрежнему тянуло. Тут легкие гастроли. Росконцерт послал нас на серию сборных концертов на закрытом стадионе, где «Молодцы» спели всего пять песен. Пять песен можно отработать и голодным.

Если никуда не ехать, сидеть на месте, не репетировать, не заниматься на саксофоне и при этом не обременяться завтраком — обедом — ужином, то день получается очень длинный. Ничего не зная о духовной стороне дела, я придумал занятие — шить себе брюки. Зимние, из толстой шерстяной ткани, непременно с низкой талией, штанины в клеш. Тачал руками, вкладывая в каждый стежок высокий смысл отказа от всего плотского. Перед сном выходил на марш-бросок в несколько километров с глубоким дыханием (12 шагов вдох, 8 выдох), принимал горячую ванну, промывал кишечник.

Проскочил ацидоз, отошло чувство острого голода. Сбросил килограммов 10, лицо заметно побледнело, на сцену выходил в румянах. За кулисами артисты шептались, показывали пальцем.

Стояло начало зимы, мне было зябко. На 16-й день на меня как будто холодом Вечности дыхнуло из Космоса, нелепой показалась мне моя работа, песни с прихлопом и притопом, гастрольный чес, концертные ставки, застолье, поклонницы с цветами. Я немножко умер и бесстрастным потусторонним взглядом увидел свою жизнь во всей бесполезной суете. На 21-е сутки голодания, когда гастроли закончились, я решил покинуть Росконцерт, «Добрых молодцев», эстраду, Москву и вернулся в Ленинград к Галочке и сыну Ринату — восстанавливаться. Мне было 33 года.

ОТЕЧЕСТВО НАМ — ЦАРСКОЕ СЕЛО

Галочка встретила меня на вокзале, скорее всего, из жалости или любопытства. Шутка ли, бывший муж три недели крошки во рту не держал! Вид у меня был как у лагерного доходяги — самым толстым местом на ноге было колено.