Со временем Дима понял, что угрозами от нас ничего не добиться, поэтому время явки он обычно объявлял на час раньше, стараясь при этом звучать как можно искреннее и честнее, чтобы артист ничего не заподозрил.
Иногда Диме приходилось ехать вперед, получать или сдавать груз, проверять незнакомую площадку. Наша коллективная кляча без погонщика двигалась еще медленнее. Как-то в приемной гостиницы зазвонил телефон, меня позвали. «Ну где вы там… — сказал в трубку Дима. — Я тут весь на этих… на иголках!»
Однажды зимой в Сибири в лютый мороз Дима появился на разогретой сцене с пунцовым от холода лицом, перетянутым ушами зимней шапки. Щеки его выпирали вперед, почти сливаясь с носом. «Ну так, это… — сказал он энергично. — Всё!!!»
Осенью 1971 года в СССР с гастролями приезжал Дюк Эллингтон. Для меня это было эпохальное событие. Пусть я ренегат, перебежчик, бывший, но все же джазмен. Ажиотаж огромный, на шесть концертов в Москве билетов не достать. Дима подключил свои старые комсомольские связи и выбил где-то пять билетов на концерт в Ленинграде. Там я и увидел легендарного трубача Кути Уильамса и вечно пьяного космического тенор-саксофониста Пола Гонзалвеса. В конце к микрофону вышел саммаэстро с хвостиком длинных волос. «Я ВАС ЛУБЛУ!» — сказал он залу.
Постепенно Дима превратился в Дмитрия Яковлевича. Так начали называть его подчиненные — рабочие сцены и костюмерша, бывшая характерная танцовщица из Государственного ансамбля песни и пляски. Ляпка тут же подружился с ней и дал ей прозвице Густочка. Ей было лет под 50, мы были для Густочки как дети.
Как-то речь зашла о Берии. Густочка сначала сдержанно молчала, потом рассказала историю своей подруги по ансамблю пляски. Лаврентий Павлович иногда приезжал в дирекцию ансамбля и с интересом разглядывал фотоальбом артистов и артисток. Особо понравившихся отмечал, показывал пальцем — вот эту. В данном случае выбор пал на подругу Густочки. С избранницей провели деликатную беседу, она дала согласие на встречу. В назначенный вечер за ней заехала черная «эмка», женщины в офицерской форме доставили ее к зам. председателя Совета министров СССР, бывшему Генеральному комиссару госбезопасности, ближайшему соратнику Сталина.
«Он встречался с ней всего два раза. На прощанье спросил, что ей надо. Подруга сказала, что у нее нет жилья. Берия кивнул. Вскоре ей дали двухкомнатную квартиру, в которой моя подруга живет 20 лет», — закончила свой рассказ Густочка.
Со временем наши пути с Димой разошлись. Я менял профессии, страны, семьи. Почти 40 лет спустя, сев за эти воспоминания, захотел разыскать своего бывшего директора среди мелких осколков Интернета. И вот что нашел.
— Ты ничтожество. Убирайся к чертовой матери! Видеть тебя не могу!!! — на весь зал орала Пугачева.
То, что произошло через пару дней, не знал практически никто. Болдину позвонил его заместитель по Театру песни седовласый Дмитрий Яковлевич Цванг и сообщил, что Алла попросила его организовать их развод.
ДУДКИ
В русском языке слово стенография, по-моему, стало расплывчатым. Взяли у греков «узкий, тесный» + «писать», и получилось слово про какой-то график на стене. В английском есть вариант четче — shorthand: «короткая рука», которая пишет быстрее «длинной руки» раз в пять или даже семь.
Музыканты любят говорить шортхэндом. Не группа духовых инструментов, а — дудки. На тромбоне в наших дудках играл Саша Морозов, на саксофоне — я, а трубачом был Володя Василевский, человек корпускулярный.
Лицом Володя был точь-в-точь писатель Куприн, имел мощное сложение и взрывчатый темперамент. Любил говорить с народом. После концерта в Архангельске местный помор сказал ему, напирая на «о»: «Что-то попс-то у вас и слабоват, мне ак, например, и не понравилось…» «Дурак ты, едрить твою, — отвечал ему с жаром Василевский, тоже напирая на „о“, — вот потому и не понравилось!»
Однажды мы шли с ним из гостиницы в концертный зал. Володя вдруг остановился, с досадой топнул ногой и возмущенно сказал: «Что же я есть-то так хочу?»