Информация

Правда, постепенно отношения стали не то чтобы портиться, а усложняться. Если поначалу мы занимались сексом молча, не считая вздохов и стонов, то потом Полина начала нашептывать мое имя и «любимый» и требовала слов от меня. Я тоже шептал, хотя и с усилием, что она «любимая», что она «Полинушка»… Затем с ее стороны пошли эти гасящие желание, а может, и зарождающуюся влюбленность, вопросы: «Ты меня действительно любишь?» – «Да. Люблю», – отвечал я быстрее, чтоб скорее вставить свой член в ее горячее отверстие; но отвечал, видимо, недостаточно искренне. «Правда?» – с подозрением уточняла она. «Да, правда. Правда, люблю», – говорил я и обнимал ее, залеплял ее готовый еще что-то спрашивать рот своими губами.

Еще через несколько дней Полина вдруг вспомнила, что может забеременеть.

– Мы ведь выпиваем, а потом – секс! – перепуганно вскрикнула однажды. – Это ведь опасно!

– И что ты предлагаешь?

– Нужно как-то предохраняться.

– Предохраняйся. Таблетки разные есть, – вяло сказал я, не задумываясь о реакции.

Глаза Полины заискрились гневом:

– Ты предлагаешь мне жрать химию?! Спаси-ибо!

Я был в тот момент утомлен долгим кувырканием и тут же ответно заразился ее агрессией – ляпнул:

– А что – моя жена бывшая несколько лет их пила и потом родила ребенка. Вроде здоровый, нормальный…

– Ты… Ты!.. Меня!.. – От возмущения Полина даже заикаться стала. – Ты меня с кем-то другим?! С другой сравнивать вздумал?!

В тот раз мы довольно быстро помирились. Я наговорил массу нежностей, а в душе повторял: «Истеричка!» Мне хотелось, чтоб она исчезла. На время. Отдохнуть день, другой…

Позже ее если не истерики, то попытки спровоцировать меня на неприятные разговоры случались все чаще. То она озадачивалась проблемой: «Ты до сих пор незнаком с моими родителями!»; то сокрушалась, что не видел ее доченьку Мари; то изводила допросами: «Ты хочешь от меня ребенка?»

И очень быстро – уже в конце осени – наши встречи и секс стали мне в тягость. Трахаясь с Полиной, видя ее покачивающиеся тяжеленькие груди, завитки волос вокруг симпатичного лица, гладя гладкие, тугие ляжки, я держал в голове, что вот сейчас, только кончу и отвалюсь, она начнет говорить об очередной грузящей вещи. И от таких мыслей мой член съеживался, уменьшался, как телескопическая удочка. Возбуждение, и так с усилием, натугой вызванное, исчезало вовсе. Оставалась обязанность: «Долби, долби. Если сошелся с самкой, значит, обязан ее долбить».

В конце ноября Полина заговорила о том, что скоро ее Мари будут крестить и я должен участвовать в этом обряде.

Первым делом я, конечно, хотел сказать нечто вроде: «А я-то при чем? Тем более я к любой религии испытываю неприязнь, мягко говоря». Но вместо этого лишь кивнул: «Хорошо».

И вот в субботу, по всей видимости, шестого декабря (пытаюсь определить по календарю), утром я полз по Ярославскому шоссе.

Впереди и сзади, по бокам с той же черепашьей скоростью двигались десятки и сотни «Ауди», «Хонд», «Ниссанов», «Жигулей», «Мерседесов». Все они, казалось, устремились за город, чтобы радостно провести выходные, нажраться шашлыков на свежем воздухе, а я вот один еду затем, чтобы участвовать в совершенно противном мне деле. Зачем? С какой стати?

Впрочем, это мысли, наверное, не того момента, а более позднего времени, когда наши с Полиной отношения стали напоминать мучение. А в то утро я, скорее всего, сидел за рулем вполне спокойно (не считая абстрактной злобы на пробки), слушал «Наше радио» и слегка волновался: как бы не опоздать.

А что? Я встречаюсь с девушкой. Ей двадцать шесть. У нее есть полугодовалая дочь. Эту дочку крестят по православному обряду в одной из подмосковных церквей. Все в традициях, по-человечески. В общепринятых рамках. Нормальная девушка, нормальные традиции, все нормально… А сколько этих сучек повсюду, ни разу не рожавших, может, и не трахавшихся нормально ни разу, но готовых выжать первого попавшегося мужика по полной. Кинь палку в такую, и потом до смерти будешь на нее работать. На нее и на кучу якобы от тебя, якобы из нее, якобы вообще родившихся существ.

Есть такое свежее словцо: факбл – сексуальный партнер, не больше. Встретились, совокупились и расстались на определенное время. Вообще-то идеальные отношения между мужчиной и женщиной. Но почему-то всегда такие отношения перерастают в нечто уродливое. В уродливое, но узаконенное человеческой цивилизацией…

Полина, какой бы она ни была, была честной девушкой. Женщиной. Она действовала по плану и правилам, разработанным черт знает в каком тысячелетии до нашей эры. И только паранойя, присущая многим москвичкам (а особенно подмосквичкам), помешала воплотить замысел в реальность. Нарушила Полина правила, и план сорвался. Но об этом, надеюсь, ниже. (Прошу прощения за этот дешевый вроде бы штамп, но это не штамп, – если успею описать события лета две тысячи девятого, значит, будет и про наш мучительный разрыв с Полиной.)