Информация

И вот двадцатого декабря мы с Полиной и Максом (он догуливал в столице последние дни перед Омском) подкатили в Театральному центру. Не на «Селике», конечно, на бомбиле, – выпивали с Полиной с утра, в обед позвонил Максим и через час сидел с нами.

Присутствие Полины избавило меня от выслушивания его жалоб на жизнь. Они трещали об общих знакомых (Полина Максу очень обрадовалась), ругали телевидение, а я разглядывал своего одноклассника. Он как-то стремительно рыхлел, лысел, и лысина была неприятная – надо лбом торчали клочки тонких, словно истертых волосков, а макушка была голая; лицо серое, с несколькими глубокими морщинами вокруг рта, на переносице. Максим оставлял впечатление то ли крайне измотанного работой, то ли жутко пьющего, причем, скорее всего, крепкое пиво, человека. Я, зная его, склонялся ко второму варианту. А может, и то и другое, да и третье с четвертым довели его до такого состояния. В современном мире полно способов себя измотать.

В шесть вечера я объявил, что пора ехать.

– Куда? – испуганно вздрогнул Максим.

Я сказал.

– Зачем? Давайте посидим. Или двинем в кабак куда-нибудь.

– Поехали-поехали. Группу послушаешь, которой хотел продюсером стать.

Полина удивилась:

– Правда?

– Да это треп пьяный был, – отмахнулся Макс. – Никем мне уже не стать.

– Хорош прибедняться, телешишка. Одеваемся!

Концерт был местами смешной, местами скучный. На крошечной сцене (обычно, как я понял, здесь играли полуакустику рокабилли; на стенах висели фотки пятидесятых годов, флаги конфедерации) с трудом умещались четверо музыкантов и двое вокалистов – Иван и Олег.

Свечин постоянно не попадал в ритм, Иван то и дело выкрикивал «ой! хой!». После третьей песни перегорел шнур у басиста, после седьмой или восьмой у ритм-гитариста порвалась струна, непрерывно что-то случалось с барабанами… Зрители, человек сорок, сидели за столиками, усиленно пили пиво, курили, иногда кто-нибудь свистел или выкрикивал: «Ванюха, жги!.. «Клизму» давай!» Судя по всему, большинство собравшихся являлись друзьями и родственниками членов группы.

Песни в основном были на политическую тему. Но до того наивные, что казалось, на сцене не тридцатилетние мужики, а тринадцатилетние подростки. Запомнились строчки:

Все антинародные, все борются за власть,
Чтобы больше выпить и покушать всласть.

Или такое, из песни «Клизма», считающейся у них хитом:

Русский сидит у разбитого корыта,
А россияне на Канарах отдыхают.

Мне понравилась одна песня, ее исполнял Иван, между куплетами потешно, совсем как даун, приплясывая:

С темпом этой жизни
Я не совладал,
В сумасшедшей гонке
Я последним стал…

И припев:

Всё превратилось в ка-ал!

Ясно было, что это произведение он написал после долгих размышлений о своем никчемном существовании.

Впрочем, пишу я о концерте не затем, чтобы его увековечить, а из-за случившегося после.

Закончилось выступление около девяти. Далее клубом завладевали его законные хозяева – стиляги и рокабилли, которых, оказывается, в Москве немало.

Члены «Плохой приметы» живо собрали инструменты, Свечин зашмыгнул в кабинет директора и через минуту вернулся с деньгами в кулаке.

– Три восемьсот гонорара! – объявил. – Можно гулять.

– Олег, я не буду, – отозвался басист, здоровый парень с кучерявой головой. – Ребенок болеет… Дай мне мою часть.

Стали мучительно делить три восемьсот на шесть. Я стоял неподалеку, постепенно их мучения передались и мне. И я решил помочь:

– Шестьсот тридцать рублей.

– Да? – Свечин недоверчиво нахмурился.

– Ну, примерно. Три рубля там еще с копейками…

Короче говоря, басисту отдали его долю, и он тут же исчез. Остальные в сопровождении почти всех зрителей двинулись в сторону Волгоградского проспекта. Судя по всему, отмечать решили там же, где и в прошлый раз, – в дешевой пивнухе под названием «Кружка».

Мы шли – Максим, я и Полина – в хвосте колонны; я чувствовал Полинину руку на своем локте, слушал ее почти восторженное «я никогда не посещала такие концерты… интересно… они классные», и все было в тот момент хорошо и надежно.

В «Кружке» заняли длиннющий стол подальше от гремящего попсой динамика, но все равно разговаривать было сложно, даже заказы официанткам – худеньким, усталым девочкам – делали при помощи выкриков и знаков.

Появились три бутылки «Зеленой марки», несколько бокалов пива, картошка фри на пластиковых тарелках, а потом и кусочки мяса. Шашлык, видимо.

Иван, подняв руку с рюмкой, что-то прокричал, и мы все выпили.

Полина оказалась рядом с женой Свечина Людмилой, они познакомились, быстро нашли общую тему – дети – и затрещали наперебой эмоциональными фразами… Слушать их было не больно интересно, я стал расспрашивать сидящего напротив соло-гитариста, мужчину лет явно за сорок, каково ему играть такую музыку – примитивный панк, – часами слышать на репетициях убогонькие тексты.