Информация

А пока что – самое начало декабря две тысячи восьмого. Я приехал в Тарасовку, остановился у стальных ворот, за которыми был участок соток двенадцать и посреди него – двухэтажный дом, в котором жили моя девушка, ее родители, дочка и брат.

Я, в общем-то, не был еще с ними знаком. Так, поверхностно, как человек, привозивший Полину из Москвы. И сегодня, понимал, важным событием были не только крестины маленькой девочки, но и знакомство со мной Полининой семьи.

Встречать вышли все взрослые члены, провели на первый этаж, где оказалась большая комната, просторная, с несколькими окнами. Этакий холл в английском стиле.

Стол по центру, диваны, кресла, бильярд, книжный стеллаж, камин, широкая деревянная лестница наверх… Неплохо.

Меня усадили за стол, налили чаю, отрезали кусок торта.

– Покушайте, подкрепитесь, – ворковала мать Полины, полноватая, с навсегда, наверно, застывшим на лице выражением озабоченности; стандартная женщина за пятьдесят. – Да не стесняйтесь, будьте как дома!

Отец и брат Полины, оба сухощавые, светловолосые, тоже какие-то стандартные, сидели рядом, но не ели и не пили, а изучали меня. Не в упор, но явно.

– Спасибо, – растерянно бормотал я; такое внимание, конечно, смущало.

Только немного расслабился, завязал разговор с хозяевами о плюсах и минусах дома на земле и городской квартиры (я, дурилка, порасхваливал перепланировку своего жилища), Полина принесла дочку.

Я слабо разбираюсь в возрасте младенцев, поэтому, когда она говорила еще в сентябре, что ее Машеньке почти полгода, я представлял себе этакого упитанного бутуза, который бегает на четвереньках, пытается встать… А тут оказалось крошечное хрупкое существо с пятнистой мордочкой, будто совсем недавно родилось.

Ребенка стали показывать мне, восторгаться «чудесьной девоцькой», требовать восторгов и от меня. И я в меру сил отзывался, тоже улыбался и сюсюкал.

– Ой, пора! – глянув на часы, всполошилась мать Полины да так, что ребенок запищал.

Мы с Полиной и Мари поехали на «Селике», остальные – на их семейном «Форде». Путь был недальний – купола церкви были видны с крыльца.

– Напомни, – сказал я Полине, – как кого зовут.

– Я ведь тебе несколько раз говорила, – в ее голосе послышалась обида.

– Ну, вылетело из головы. – И про себя добавил: «До недавних пор мне это вообще по барабану было».

– Маму – Надежда Сергеевна, папу – Геннадий Павлович. Брата…

– Брата я помню – Борис. Спасибо.

Доехали в неприязненном молчании. Полина покачивала завернутого в розовое одеяло ребенка, слегка отвернувшись от меня, словно я источал опасность.

В тот момент мозг, кажется, впервые прижгло вопросом: «И зачем мне все это надо?» Но я тут же плеснул на ранку обезболивающее: «Ничего страшного. Все в порядке. Везу ребенка крестить. А Полина – волнуется просто».

Церковь понравилась. Старинная, из темно-красного кирпича, большая, с острой колокольней. Стояла она не на холме, но, по ощущению, все же словно бы на некой возвышенности.

Вороны, кресты, голые деревья, клочки снега на траве. Тоскливый и одновременно приятный пейзаж…

Возле церковной ограды семью Гарнье уже ждали знакомые и родня. Тут же возникла суета, посыпались вопросы, восклицания умиления ребеночком… Надежда Сергеевна побежала в церковь что-то узнавать. За ней последовали и другие женщины, в том числе и Полина, а потом, перекурив, поговорив, мужчины. Обо мне как-то вроде забыли, и возникло желание сесть в машину и смыться. «Да ну, детский сад получится».

Вошел на церковную территорию, побродил по дорожкам. Заметил под тополем лавку, проверил, не мокрая ли. Оказалась сухой и чистой. Сел.

Внутрь церкви не тянуло, но и того отвращения, какое я чувствовал с юности к различным религиозным сооружениям, не возникло. Теперь было такое то ли равнодушие, то ли понимание того, что это многим людям необходимо. Если бы не существовало религии с ее обрядами, правилами, им бы вообще не за что было цепляться в скольжении по жизни. Ничто бы друг с другом не связывало. А так вот решили ребенка крестить, который, вполне возможно, через двадцать лет захочет в ислам перейти или в индуизм какой-нибудь, и собрались. Радуются, перед иконами стоят, смысл своего пребывания на земле ощущают…

Просто сидеть было холодно. Я встал, снова походил туда-сюда. И когда уже решил забраться в «Селику», включить печку, «Наше радио» и ждать возвращения Полины и остальных хоть с каким-то комфортом, из церкви стали выходить люди.

Их оказалось довольно много, человек около ста… Семья Гарнье и их друзья появились в числе последних. Направились не к машинам, а в сторону одноэтажного домика слева от собора.

– А вы разве службу не стояли? – удивилась моему замерзшему виду Надежда Сергеевна.

– Я здесь…

– Вы неверующий? – Ее удивление нарастало.

Я замялся с ответом и уже в спину ей послал подходящее слово:

– Я – агностик.

Она обернулась, глянула на меня с жалостью, но и некоторым облегчением:

– Ну хоть не атеист… Ничего, еще откроете для себя счастье веры.

– Может быть.

– На таинстве-то крещения, надеюсь, присутствовать будете?