In the Deep

– Я не физик. Но работающий двигатель Аустермана препятствует влиянию Заката. Забавно. Прямо панацея от всех бед: в реальности дырки прокалывает, поле продвинутой тактики запускает, теперь вот еще и от призраков зазеркалья, оказывается, задницу прикроет, если что. С другой стороны, а чему удивляться-то? Кто управляет реальностью, управляет вселенной. Можно, конечно, поинтересоваться, почему тогда беспилотники с этими дыроколами в Закат не посылают. Забомбить их там всех солярными зарядами, например: дорого, очень сердито и зверски эффективно. Я отвернулась к приборам, чувствуя виском испытующий взгляд Мисато-сан: женщина ждала этого вопроса. Я сцепила зубы. Чертовы сутки полета превратились в сплошное испытание для моих нервов, и большую часть этих самых моих нервов мотала себе на кулак карманный стратег Его Тени. Треклятая Кацураги знала о пустоте и навигации столько всего, что я ощущала себя на каком-то нескончаемом выпускном экзамене, и ее манера общения со мной выглядела как-то так: /"Ответила? На тебе дополнительный вопрос. Что, уже? Мда, слабовато. А что ты станешь делать вот с этим?"/ Черт, если бы я не выбралась из своей личной ямы, я бы сорвалась от непрестанной проверки. Потому что никто не хочет чувствовать себя поганым курсантом, идя на эшафот. И ведь что паскудно: я была почти благодарна войд-коммандеру, которая просто-напросто не давала мне рефлексировать. /"Да, не повезло остальным капитанам"/. Я прикрыла глаза. На внутренней стороне век продолжали обновляться данные невидимых теперь экранов. Я слышала свой корабль, свой великолепный фрегат «Сангоки», я ощущала, как позванивают в трюме металлоподы, играя в свою вечную игру «три на четверть». И все это – без синхронизации, потому что огромная моя машина была полностью подвластна мне. Как и мои мозги. В какой-то древней религии люди вроде как перед смертью познавали истину. Уходили куда-то, чего-то там погружались в самосозерцание.

Потом – бах, истина, смерть, все довольны. Я ощущала что-то похожее на «бах, истина, все довольны», только умирать не собиралась. И добрая женщина Мисато-сан ну никак не позволяла мне зацикливаться на восхищении: ах, мол, какая я вся парадоксальная и интересная.

– Мы пробовали применять беспилотные звездолеты. В принципе, и через червоточины бомбить пробовали, – вдруг задумчиво сказала Кацураги. – Как думаешь, чем это закончилось? Черт, опять вопросы. А я надеялась на просто рассказ.

– Плохо это закончилось, – сказала я, открыв глаза. – Закат вернул вам пару бомб с измененными свойствами. Кацураги потерла подлокотники командирского кресла:

– Богатое у тебя воображение. Ничем это закончилось. Ничем и никак. Мы туда миллиарды всаживали, а оттуда нам шиш. И новая червоточина где-нибудь в другом рукаве галактики. Я кивнула. Все-таки даже самая красивая лампа с самым сильным джинном вряд ли годна на что-то, если ее как следует не трет нужный человек.

– Ладно, Сорью, лирика. Что там с выходом на курс? Приборы показывали, что до оборонных сооружений «Фойершельда» нам осталось всего-ничего, что пора сбрасывать скорость, что все идет пока четко по плану. Мы подойдем, нас там ждут, ради нас даже демонтируют часть скорлупы, окружающей дыру в иной мир. Все по плану, потому что тратить драгоценное сверх-топливо ради прямого прокола в Закат – это глупо. Коль скоро враг сам проковырял нам удобную тропинку, то да будет хуже врагу, ха-ха.

– Хорошо, – отозвалась Кацураги, выслушав доклад. – Сделай перекличку, разошли обновленные координатные пакеты.

– Есть. Я потянулась к пульту связи. Мана, Каору, Синдзи. Синдзи, Мана, Каору… Каору, решила я. Пусть будет Каору.

– «Рокугоки».

– Привет, Аска. Как там дела у тебя?

– Да нормально, как еще. Все не нарадуется, подумала я, в два касания отправляя пакет данных курсопрокладки. Было бы интересно сейчас с ним на вечные темы потрепаться. Получилась бы грустная и ироничная беседа. Ну в самом-то деле: летит вот парень, приращенный к своему звездолету, летит, радуется, что он человек, и не гребут его все эти метания типа жизни и смерти, каких-то там крушений миров и загадочной нашей миссии… Философия. А всего-то пара слов и обмен данными.

– Ага, принял, – весело отчитался Нагиса. – Рука мастера, даже править нечего.

– Это уже с правками Кацураги, не обольщайся.

– А-а… Ого. Я дала отбой. Дурацкий оптимизм в голосе, даже не хочется продолжать обмен этими невинными шутками. Нет, не хочу я философии.

И убийственно серьезного пафоса, собственно, тоже не хотелось бы, но и слышать, что кто-то относится к нашему полету как к походу за аккумуляторами – это, оказывается, малоприятно.

– «Йонгоки».

– Да, Аска. Капитан Киришима. Дурище в превосходной степени, мой спаситель и темная лошадка. Черт, вот с ней я так и не поговорила по-нормальному. Можно, конечно, наплевать на Мисато-сан и устроить трескотню в эфире, тем более что… Тем более. Просто тем более.

– Уточнение текущих координат.

– Спасибо, принято. Девочка-солнышко отключилась. Вот и поговорили, вот и славненько.

Теперь на повестке дня оставался самый сложный вызов.