In the Deep

– Т-ты… Просто не бросай меня. /"Пошел вон, придурок!»,/ – орала я, гладя его щеки ладонями. Пошел вон, ты же пожалеешь, идиот. Тебе же прямо на утро хреново будет, ты же как был обормотом, так им и остался, ты очень-очень-очень пожалеешь!.. Я мертвой хваткой впилась в его спину, моя шея горела от поцелуев

– а я смотрела в потолок. Он-то пожалеет, а вот я – нет. Видишь ли, мой обормот, проблема в том, что: /"Ты мне нужна"/,

– это ведь до хрена взаимно. До хрена. *** Я лежала в кровати и смотрела на невидимый потолок. В каюте было темно, тепло и уютно. До мертвого ничто в любом направлении тянулись сотни метров корабельной плоти, а в ушах словно набилась вата, и только сдвоенный пульс убеждал меня: я не оглохла. И я впрямь это все выслушала.

– Синдзи, – позвала я.

– Да.

– Ты ведь знаешь, что я свихнулась, верно?

– Знаю. /"Знаю»./ Ты просто чудо, сын Его Тени. Ты не засыпаешь, не уходишь, ты лежишь рядом и просто говоришь, что знаешь. Ты просто ублюдок.

– Почему ты устроил тот фарс с файлами памяти «Сегоки»? Темнота молчала и ровно дышала носом – у него даже частота дыхания не изменилась. Черт, ты ведь так научишься врать даже мне, обормот.

– Я в т-тебя верю.

– О, неужели?

– В конце концов, я оказался п-прав. Д-делал, хотя и не помнил, почему п-прав. Бред? Все-таки засыпает. Он все-таки отрубается, рассказывая мне об этом. Я сжала кулак и чувствительно двинула его в нервный узел на руке.

– Пххх… Аска!

– Договори. Тишина – вязкая и пахнущая откровениями.

– Способность к созданию ATF и безумие н-напрямую связаны. Б-без одного нет другого. Наверное, чего-то такого я и ожидала.

– Ты старался меня отвлечь?

– П-примерно. Наверное… Не знаю. Я потянулась.

– Отвлечь от чего? От шизофрении? Может, ты и диагноз знаешь?

– Могу п-поспорить, что ты сама не знаешь своего диагноза. Черт, мне нравится этот тон. В этом тоне так мало неуверенного мальчика с крутого фрегата и так много сына канцлера. Который, кстати, понятия не имеет, как думает женщина. Ей-богу, внимательный и осторожный пацаненок, который все выволакивал на удаче и обаянии, вдруг перемешался с отчаявшимся парнем «мне-все-простят». В удачных пропорциях. Для меня как раз, дурищи.

– Не знаю.

– Потому что нет т-такой болезни, – сказал Синдзи и осторожно поцеловал мне плечо.

– Нет?

– Нет. Это безумие понарошку. «Б-болезнь» закладывают в детстве.

Нарочно. Раз ты способна устанавливать поле п-продвинутой тактики, то ты участвовала… Слова уплывали в звон. /"Мама. Чтоб тебя, мама"/. Я сейчас тянулась к парню, чтобы забыть о том, что ты сделала со мной. Спасибо тебе, век помнить буду. Недолгий век, мама, но какой уж есть.

*Глава 22*

В офицерской столовой было уже пусто. Мы нагло расселись в самом центре небольшого зала, жевали безвкусный завтрак и молчали. Черт, «мы». Вопреки моим опасениям обормот не удрал – и его безвольно-трогательное «не бросай меня» обернулось на деле чуть ли не «я тебя не брошу». И все бы было хорошо, только вот почему же мне так хреново? По-че-му? На самом деле я, конечно, знала ответ, но только очень уж глупо искать, хотеть, получить – и не уметь просто радоваться вырванному кусочку счастья. Счастье на поверку оказалось сложноватой штукой. И, кстати, довольно болезненной постфактум: так бурно отмечать окончание целибата все же не стоило.

– Ты заелся, – сообщила я Синдзи, чтобы отвлечься. – Свинтус.

– А… Эм. Как можно заесться этой дрянью – ума не приложу. А этот кадр успевает по полной программе. Дичь какая-то это все: и устряпанный своим завтраком Синдзи, и тоскливая пустая столовая, и мое желание просто запрыгнуть на стол и повиснуть на его шее. /"И ты меня не бросай. Ну пожалуйста, ну что тебе стоит, а?"/ Я молча сунула ложку в рот и посмотрела, как обормот вытирает подбородок.

– Добрый день. Можно к вам? /"НЕТ!"/

– Привет, Мана. Девушка лучезарно улыбалась и держала в руках крохотный поднос с порцией. И так мне сейчас живо представилось, что я ее беру и сталкиваю этой белозубой лыбой с завтраком, а потом с ноги ее, сучку, с ноги, ну кто тебя лезть просит, а?.. Я вспомнила, что капитан Киришима еще и боевой энергетик, и слегка подувяла.

– Эм… Садись, н-наверное, – неуверенно сказал Синдзи, покосившись на меня. Ждет моего согласия. Подстраивается. Приятно. Бесит.

– Да я так, поболтать, – сказала девушка, устраиваясь. – Ничем серьезным напрягать не буду. Честно-честно.

– Правильно, – сказала я, многозначительно облизывая ложку. – Не стоит. Мана хихикнула и посмотрела на обормота:

– А я вас заменила, когда Кацураги без ученика осталась. Скажите, она всегда такая же была?

– Т-такая же, – полуулыбкой ответил Синдзи, а Мана только кивнула. И слова преамбулы не понадобилось: поняли друг друга, ученички. И чему вас такому учили особенному? И я, черт побери, вовсе не ревную и не завидую вашему прошлому. Кадзи не заставлял меня ломать мозги и взрывать потерянные планеты. Пока я изучала двух треплющихся учеников – бывшего и действительного – они, оказывается, трепаться закончили. Обормот встал и тепло мне улыбнулся:

– Мне п-пора.