In carne

— Как не слыхать? Все Царицыно Село только об нем и трещит. Мол, холоп твой матушкин Янтарный кабинет разорил. А потом учудил — в кандалы закованный прям из подвала утек. Как сквозь землю провалился… Да не пялься на меня так! Обошлось все.

— Как-так утек? — не понял Растрелли, помотал головой. — Сквозь какую-такую землю?

Да, понять было сложно. И Мартынов тут… Подумать о нем не успел, как тот самолично явился. Началось…

— Пока я царицын янтарь искал, — нашел, кстати. На месте он был, лишь мороком чьим-то окутанный. Так вот, пока я метался, парня твоего из темницы как ветром сдуло, — говорил Олег Прокопович. — Это при дубовой-то двери, запертой снаружи на железный засов. Да, Ахрамей… Холоп твой — парень не промах.

У зодчего опустились руки.

— Так ты ему не помогал? — вздохнув, спросил он.

— Как не помогал? Я ж говорю, всю округу обшарил, пока капителии эти проклятущие искал, — натягивая порты, проговорил Мартынов. — Пока морок снимал, пока проверял, все ли на месте… Одинцов, гадина такая, раньше позволения не дал… Наконец, отправили стражу за Тишкой, а того и след простыл. Сам голову ломаю, куда мог деться? Морщу-морщу лоб, а не вижу его. Хучь убей, не вижу! Взаправду, что ль, сквозь землю ушел? Ладно, гони баб с кухни, мне умыться надобно. Потом побалакаем. А то стою тут пред тобой как Сивка-бурка облезлый, распинаюсь в давидовом образе…

* * *

Тихон очнулся.

Что за дьявол? Снова здесь?

Он сидел посреди знакомой подземной залы. Играла давешняя музыка, но никого вокруг видно не было. Дышалось легко и свободно, если бы не…

Если бы не кандалы, что не только стягивали лодыжки и запястья, но и цепями врезались в грудь, затрудняя глубокий вдох. Дурной сон получается? Вокруг красота, а члены скованы. Иль, не сон?

— Успокойся, Тио. Оковы твои — прах! — откуда-то донесся знакомый голос.

Тихон повертел головой, но по-прежнему никого не увидел.

— Марта, ты ли это?

Молчание.

— Ну, чудеса! Довольно прятаться, милая. Коль прах — мои оковы, так развей их. У меня чегой-то не выходит! Марта, где ж ты?

— Тебе, Великому Тио, не пристало просить о пустяшной услуге. Ты силен! Ох, как силен! Можешь и без пещеры в центр Мира попасть… Да… Я себе и представить такого не могла!

В воздухе сперва наметились призрачные очертания, а затем уж и сама барышня.

— Дунь на них, Тио. Подуй легонько, они и исчезнут…

Чем черт не шутит? Тихон легонько подул на кандалы. И — о, чудо! — те обратились в пыль. Диво дивное!

— Ответь мне Марта, сплю ли я?

— Нет, Тио. Спать тебе больше не придется. Как только ты в своем мире сомкнешь очи, сразу попадешь сюда. А стоит взойти солнцу — вернешься обратно. Таков уж центр Мира. Теперь ты его хозяин… Хозяин!

Марта приблизилась, опустилась на колени и опустила голову на его руки.

— Хозяин? — недоуменно вымолвил Тихон. — Чей же, позволь спросить?

— Мой. И всех моих слуг, — просто ответила барышня.

Тотчас откуда ни возьмись в зале появились те же лица, некоторые из которых Тихон помнил по первому своему визиту. Был тут, правда, и еще один гость. Неожиданный. Серебряный бирюк Лишерка, что помер давешним утром.

— И ты тут, зверюга, — улыбнулся ему холоп, как старому приятелю. — Ну, слава небесам. А я тебя, окаянного, грешным делом хоронить собирался. Живой, значит. Вон оно как обернулось.

Тихон слабо понимал, что происходит. Но одно уяснил для себя точно — все твари, что тут есть — бестелесные. Демоны! Не могут люди за просто так из воздуха на свет выходить. Нельзя так! Неправильно.

— А скажи мне, душа девица, почто ты меня чужим именем зовешь? Ведь не Тио я. Тихон. Простой русский мужик. Да еще и холоп ко всему, — вздохнул Тиша.

Марта, словно ждала этого вопроса, ответила сразу, не задумываясь:

— Какая тебе разница? Назвался иноком — ступай в монастырь. Тебя ж прошлой ночию короновали на царствие. Сам Инкарнатор того возжелал. Коль ослушаться, знаешь, что будет? Не только тела, души бессмертной навеки лишишься. Вселит всемогущий Камень дух твой в кусок зимнего льда, а тот летом и растает. Была душа — да вся слезами в пески и вытекла.

Каламбурничает. Это слово холоп знал хорошо — слыхал от барина. Он же италианец. И эта, стервоза, у них, должно быть, научилась.

Разозлился. В душе начала закипать ярость. Ишь, Инкарнатора какого-то приплела. Камень! Желание, что начало к Тихону возвращаться только он увидел Марту, пропало. Даже злобная ненависть из сердца чуть не вылезла. Змеею ядовитой.

— За что ж ты меня, гадина такая, голого во дворец царский подкинула? Меня ж чуть жизни не лишили от твоих забав мерзких! — выкрикнул он, чуть не сорвав голос.

— Не лишили ведь, — подняла голову та. — Чего взбеленился? И не я тебя туда кинула, а сам ты попал.

— Как так, сам? — вскинул брови Тихон.

— А так. Когда на землю падает первый луч солнца, следует тебе желать, куда попасть более всего хочешь. Ты ж самолично о Янтарном кабинете в тот момент подумал. Кого теперь винить?

Тиша задумался. Если он обладал такой возможностью, теперь он мог бы проникнуть куда только пожелает. Хоть к самому Царю Небесному. Неплохо?