Импровиз. Сердце менестреля

В его голосе слышалось такое отчаяние, кто альт Террил стукнул себя кулаком по ладони.

— Всё! Хватит! Ничего не будем делать! Молиться и надеяться на чудо… Может, я что-нибудь придумаю. А ты не вздумай… Слышишь меня? Не вздумай лезть с защитой Ланса к регентше или её братьям. Сегодня тебя пригласили, а завтра под зад коленом и выкинут не только из дворца, но и из Аркайла. А я не готов потерять подряд двоих друзей. Одному срубят голову на плахе, а второй сам умрёт голодной смертью, потому что кроме музыки ничего не знает и не умеет. Ты слышал меня?

— Слышал… — кивнул Регнар.

— Сейчас ты просто поблагодаришь его светлость за проявленное великодушие. И всё. И больше ни слова. Запомнил?

— Запомнил.

— Вот и хорошо. Пойдём!

Они поднялись по лестнице в покои герцога и его благородной родни. Теперь уже расположение правящего дома не казалось Регнару таким выгодным.

Разговение после Великого Поста всегда сопровождалось в Аркайле пирами и народными гуляниями. Кстати, Великим он звался не из-за длины — пост, предшествующий адвентам, тянулся гораздо дольше, — а из-за особой строгости. Не есть от рассвета до заката, пить только воду. После наступления темноты не вкушать того, что двигалось при жизни, и ни капли жира. Прямого запрета на вино и пиво церковники не накладывали — оно как-то не попадало под строки канонического Писания, но, мягко говоря, не приветствовали. Да и прихожанам не сильно хотелось надираться без закуски. Ну, разве что некоторым из них, которых способна исправить только могила.

В этом году на весеннее разговения герцог припас для горожан нечто особое. Жителей Аркайла было трудно удивить казнями головорезов и убийц, не пронять выступлениями известных менестрелей и циркачей. А вот порадовать толпу казнью известного во всех двенадцати державах менестреля не додумался ещё никто.

Несмотря на то, что глашатаи не обходили город, не выкрикивали на каждом углу о предстоящем событии, известие о грядущей казни Ланса альт Грегора облетело весь город. С утра на площади перед Собором Святого Кельвеция собралось неимоверное количество народа. По крайней мере, не находилось такого количества желающих поглазеть ни на похороны Лазаля или Гворра, ни на коронацию Айдена. Не говоря уже о каких-то менее значимых в жизни герцогства событиях. Кстати, архиепископа Гурвика нимало не заботило, что казнь состоится прямо напротив храма. Вседержитель погиб за спасение человечества. Разве может смерть одного человека каким-то образом ущемить Веру? Тем более что против этой, веками освящённой традиции не протестовал никто из предшественников иерарха.

Свежесрубленный помост украсили флагами с гербом правящего Дома. На жёлтых полотнищах шевелились чёрные единороги, будто неслись куда-то вскачь по золотым пшеничным полям. В толпе, которая становилась, чем ближе к назначенному событию, тем плотнее, сновали продавцы холодного взвара и подогретого вина, пресных лепёшек, считавшихся в большей части двенадцати держав символом разговения, и сладостей — вываренных в меду орехов, сушёного винограда, загущённой патоки, айа-багаанские редкости, название которых не всякий житель Аркайла мог запомнить и выговорить. Правда, последние покупали всё больше дворяне — простолюдинам заморские угощения не по карману. Откуда-то доносились звуки скрипки и свирели — уличные фигляры не упускали возможности заработать пару «башенок», наигрывая мелодии, придуманные великим Лансом альт Грегором. На взгляд Регнара, искажали музыку до неузнаваемости. В любом случае, он не собирался давать им даже затертую и зелёную медяшку.

Мак-музыкант пришёл на площадь рано — едва ли не в числе первых — и бесцельно бродил, не находя себе места. В голове не укладывалось, что Ланса альт Грегора сегодня не станет. Они дружили лет тридцать или даже больше. Трагерская академия музыки. Туда отбирали самых талантливых мальчиков, но и тех, за кого платили родные тоже не отказывались брать. Их с Лансом отобрали придирчивые наставники. Десяток из двух сотен юных наследников аркайлских домов. К тому же шестеро мальчишек, родителям которых достаток позволял потешить самолюбие — ведь так приятно говорить всем друзьям и знакомым, что твой сын учится клавикорду в великого маэстро Ливарелло или скрипке у самого Никласа альт Дро. Невольно Регнар улыбнулся. Эти строгие учителя немало попили у него крови, но после уроков с юным Адраном, он их понимал и в какой-то мере сочувствовал.