Отчаяние придало ему сил. Такого толчка Бранг не ожидал и отступил на несколько шагов, поскользнувшись на утоптанном снегу. Выпад Дженкса он отбивал, стоя на одном колене. Ответить не сумел, и гвардеец провёл ремиз[1], зацепив плечо противника. Не сдержал радостного восклицания и слишком поздно почувствовал, как шпага «изумрудного зайца» вонзилась ему в бедро, с внутренней стороны, на полторы ладони ниже паха.
Штанина внезапно стала мокрой и горячей.
Молодой человек отступил, шпага выпала из ослабевших пальцев. Дженкс попытался зажать жилу пальцами, но кровь продолжала точками бить из раны, хлюпая в штанине.
— Бой окончен! — кинулся к нему седоватый пран Вейер. — Бой окончен! Шпаги в ножны!
— Сейчас, — ухмыльнулся Бранг, уже вскочивший на ноги. Одним длинным скользящим он поравнялся с гвардейцем и нанёс убийственно точный укол в горло.
— Один — один, брат! — развёл руками старший из альт Браганов.
— Ты ждал, что я попрошу у тебя помощи?
— Ну, я же с детства привык защищать младшего братишку.
Они обнялись, хохоча, будто убийство пьянило не хуже крепкого вина.
— Что… Что вы наделали? — заплетающимся языком пробормотал Вейер, растерянно переводящий глаз с одного убитого на другого. — Дуэль придумали для защиты чести, а вы… Вы действуете, как мясники.
— Ни один из них не нарушил правила, — вмешался Рухан альт Дэббор. — Ни человеческие, ни дарованные нам Вседержителем.
— Но добивать раненого.
— Чего не сделаешь в горячке. Многим, раз начав драку, тяжело остановиться.
— Дом Охряного Змея не простит!
— Мы не нуждаемся в прощении Охряного Змея, — ответил за себя и за брата Мойз. — По крайней мере, до тех пор, пока в силах удерживать шпаги. Альт Дэббор, я приглашаю вас отпраздновать победу в «Четыре каплуна»!
Одноглазый раскланялся с секундантом противоположной партии и подошёл к альт Браганам, произнеся в полголоса:
— Поздравляю вас, благородные праны. начало положено.
Они ушли, не оглядываясь, оставив позади себя два трупа и растерянных людей из числа сочувствующих Дому Охряного Змея.
У обеда, который подавали в замковой темнице аркайлских герцогов, было единственное достоинство — похлёбка не успевала остыть, пока два надзирателя притаскивали её в толстостенном медном котле. Тарелок или мисок заключённым не полагалось, зато каждому, кому-то раньше, а Лансу, как новичку, позже, вручили сравнительно чистую деревянную ложку. Они чинно рассаживались вокруг котелка и по очереди зачёрпывали мутноватую жидкость, в которой плавали кусочки моркови, репы, разваренная чечевица, а иногда даже кусочки свиной кожи или волокна темного мяса, возможно, конины. Кроме того, к похлёбке полагалась краюха хлеба на полфунта. Это утром дожидающихся суда не баловали — четверть фунта зачерствелого, хоть об дорогу кидай, плотного, плохо подошедшего, хлеба.
Всего в подземелье было четыре таких каменных мешка, каждый из которых мог вместить до двух десятков человек. Двое из них сейчас пустовали, а через толстую каменную кладку от убийц обитали несколько мошенников, попавшихся на обмане честных граждан Аркайла; скупщик краденного; барышник, начищавший перед продажей зубы старым лошадям напильником, и нечистый на руку купец, поставлявший в герцогские конюшни прелое сено. Всё это Лансу рассказал Коло, который пользовался в преступном обществе неоспоримой властью. Даже, когда разбойникам не нравились его распоряжения, никто не пытался открыто возмущаться. Молча терпели или шептались по углам, но подчинялись.
Наёмный убийца казался разговорчивым и беззаботным. Довольно прозрачно намекнул, что из застенков его выкупят. Гильдия не бросает своих.
Что это за гильдия такая, Ланс расспрашивать не захотел. Он помнил, как лет двадцать назад менестрели решили создать собственное объединение, если угодно, гильдию магов-музыкантов. Собрались в Кевинале. Долго спорили, срывая голос в харчевнях, пили вино, даже дрались, но так и не сумели прийти к единому мнению, чьи же интересы и как будет защищать сообщество, кто возглавит его, на какие средства это самое руководство будет существовать, ведь они будут вынуждены меньше времени отдавать творчеству и выступлениям. Значит, остальным придётся помогать им деньгами. Но как? Одна сотая от выручки, одна десятая, какое-то другое соотношение? Так и не договорившись, менестрели разъехались, кто куда. В то время Ланс ещё не был великим Лансом альт Грегором, поэтому в склоки старался не встревать, слушал и мотал на ус высказывания старших товарищей по цеху. Но сейчас, с высоты жизненного опыта, мог сказать, что идея объединения оказалась нежизнеспособной с самого начала — служители искусства не в силах подчиняться кому бы то ни было, пускай даже и человеку из своей среды.
Как там обстояли дела у наёмных убийц и насколько сильно они отличались от менестрелей, Ланс не знал.
— Откуда у тебя такое имя? — спросил он товарища по застенку. — Первый раз в Аркайле такое слышу.