— Мне с ним всё ясно. Ссор затевать не желаю. Он ни в чём не виноват. Как мне повидать прану Реналлу из Дома Желтой… Ох, простите, ваша милость, из Дома Лазоревого Кота.
— В десяти шагах от главных ворот есть маленькая калитка, укрытая плющом. О ней мало кто знает. Войдя, гость попадает в сад. Пройдете наискось, мимо старой яблони, и окажетесь у стены дома. В начале четвёртой стражи из окна второго этажа будет свисать веревочная лестница.
Ланс схватился за голову.
— Я ничего не понимаю, ваша милость. И это меня пугает.
— Вы никогда не лазали в окна к любовницам?
— Почему же? Приходилось. Но здесь совсем другой случай. С какой стати Реналла будет сбрасывать лестницу?
— А кто сказал, что сбросит она? Несколько золотых «лошадок» производят на корыстных слуг неизгладимое впечатление. Даже если они служат Дому из поколения в поколение.
— Но тогда я окажусь в особняке, будто вор. И если меня поймают.
— Кто вас поймает? Лейтенант Деррик будет на службе во дворце. Его давний приятель почувствовал сегодня недомогание, должно быть, съел что-то несвежее. Дом охраняют два сторожа, но они следят за парадным и чёрным входами, а не за хозяйскими окнами.
— А что я скажу?
— Право слово, пран Ланс, любовь делает из вас желторотого несмышлёныша. Что повелит вам сердце, то и скажете. Мне ли вас учить?
— Да нет, учить меня не надо. Просто последние годы я очень боюсь, когда мою жизнь начинают устраивать за меня, — вздохнул альт Грегор.
Кларина пожала плечами.
— Вы вольны отказаться. Я не тяну вас, как быка за кольцо. Хотелось помочь. Я всегда симпатизировала вам. И потом, Дом Сапфирного Солнца продолжает надеяться на поддержку Дома Багряной Розы. Ведь моё предложение остается в силе. Впрочем, вы можете уехать из Аркайла. Возвращайтесь в Кевинал или Трагеру, какому из князей вы сейчас служите? Хотя и это мне не интересно. Прощайте, пран Ланс. Вы сильно изменились.
Баронесса встала, давая понять, что беседа окончена. Поднялся и менестрель, озираясь, как затравленный зверь. Он заметил, что вцепился до судорог в ножны кинжала и с трудом разжал онемевшие пальцы.
— Постойте, баронесса, — не проговорил, а скорее, простонал он сквозь стиснутые зубы. — Я пойду. Но только…
— Вы утомили меня своей нерешительностью, пран Ланс. Перестаю вас узнавать. Прощайте, а может быть, до встречи.
— Прощайте, баронесса. — Поклонился альт Грегор. — И спасибо вам за всё. Чем бы не закончилась эта история.
Он накинул плащ и вышел из комнаты, пошатываясь, будто пьяный. Едва сообразил, что спускаясь в обеденный зал, следует накинуть капюшон. Времени оставалось не так много. Ланс направился прямиком по улице Храмов, пока не добрался до её пересечения с улицей Победы при Вальде. На его взгляд, название было совершенно надуманным.
Упомянутая битва состоялась у маленькой деревушки Вальде. Полторы сотни кевинальцев, из них сотня пикинеров и полсотни аркебузиров, обороняли брод, рассчитывая на подход основных сил — полутысячи кирасиров великого князя Гозмо и большого отряда пехоты. Отец прана Лазаля и дед нынешнего герцога Гворра кинул в бой имеющихся у него под рукой арбалетчиков и лёгкую конницу в количестве до четырех сотен клинков. Первая атака захлебнулась кровью. Конские и людские тела запрудили речушку. Дым плыл над строем смертников с наклоненными вперед пиками. Перед второй атакой командовавший арбалетчиками дед Ланса уговорил его светлость чуток задержать конников, и позволил своим стрелкам пройтись частым гребнем по рядам кевинальцев. Как он и предполагал, преимущество в скорости заряжания оружия себя показало. Кавалерия топтала отступающих и добивала раненых. А пран Элайа альт Грегор до конца жизни оставался противником мудрёных огнестрельных приспособлений. Но в историю Аркайла сия победа при пятикратном превосходстве над обороняющимся противником была гордо вписана, отмечена названием улицы, которая начинала путь у ворот герцогского замка, и памятником — бронзовой конной фигурой, попирающей полого кевинальского аркебузира.
Сейчас плечи и голову кавалериста замело снегом, и он стал похожим на пастуха с плоскогорий Райхема, увлеченного любимой забавой местных скотоводов — забей волка плетью. А кевиналец, роняющий аркебузу и в ужасе вздымающий руки, полностью скрылся в сугробе. У подножья памятника Ланс вспомнил о чесночной подливе и пошёл к колодцу. Долго отхлебывал из исходящего паром ведра и полоскал рот ломящей зубы водой. Заодно и умылся — с утра он как-то позабыл привести себя в порядок, уходя от Регнара. Расправил бороду пятернёй. В темноте — а зимой в Аркайле смеркалось очень рано, где-то в середине третьей стражи — он не боялся быть узнанным. Знать, чей путь могли освещать слуги с факелами, поминала герцога Лазаля, а чернь и мещанское сословие привыкли пробираться в полумраке. Редких звезд, что выглядывали в прорехи на одеяле низких туч, хватало, чтобы не расшибить себе лоб о стену или не столкнуться с таким же как ты прохожим.