Свидетель Императора, Танет Ксовар, оказался невысоким худым мужчиной со скупыми и точными движениями. У него было ничем не примечательное лицо и невыразительный голос; одет он был скромно, в темный костюм без вышивок и украшений. Ни один волосок не выбивался из безупречной прически, хотя ее удерживали всего две шпильки; локоны были густыми и блестящими, в отличие от редких бесцветных бровей. Майя сделал вывод, что Свидетель носит парик. Ксовар выступал в суде в качестве Свидетеля более двадцати лет и, без сомнения, прекрасно знал свое дело. Он задавал вопросы почтительным тоном, хотя порой они были нескромными и даже жестокими. Если ответ казался ему неудовлетворительным, он не сдавался и формулировал вопрос иначе. Он упрямо шел к своей цели, не выказывая ни нетерпения, ни досады. Однако сильнее всего Майю нервировало то, что Свидетель ничего не записывал. Он просто слушал, сверля Майю холодными глазами, и из дальнейшей беседы стало ясно, что он едва ли не дословно запоминал все услышанное.
Сначала он заставил Майю во всех подробностях вспомнить события той зловещей ночи; особенно его интересовало, что именно говорили принцесса, лорд Чавар и их сообщники. С этим Майя справился, но потом Свидетель начал расспрашивать о его предыдущих встречах и беседах с лордом и невесткой, о том, каковы, по его мнению, были мотивы заговорщиков. Наконец, к ужасу Майи, Ксовар спросил о том, что он
– Какое отношение к делу имеют наши эмоции? – раздраженно спросил Майя, пытаясь скрыть растерянность.
– Мы не можем выступать в суде от вашего имени, не зная правды, – объяснил Ксовар, – а эмоции – это часть правды о вас.
– Мы не уверены, что это необходимо.
– Ваша светлость, узнав о ваших чувствах, мы не станем относиться к вам хуже, если это вас беспокоит.
– О, мы вам верим.
Это было поражение. Майя боялся не презрения мера Ксовара. Он вынужден был напомнить себе, что императора не должно беспокоить мнение телохранителей.
– Мы испугались, – заговорил он после непродолжительного молчания. Надо было ответить и поскорее покончить с этим. – В свое время мы изучали историю и знаем, какая судьба ждет императора после отречения от престола.
Мер Ксовар нахмурился.
– Из вашего рассказа мы поняли, что заговорщики не намеревались вас устранять.
– В ту ночь – нет. Однако, оставшись в живых, мы представляли бы для них потенциальную угрозу, не так ли? Кроме того, мы знаем, что принцессу Шеве’ан наша кончина отнюдь не расстроила бы, скорее наоборот. Она очень сильно нас ненавидит.
К счастью, мер Ксовар не стал его переубеждать, лишь кивнул и заметил:
– Вы опасались за собственную жизнь, и это вполне естественно.
– Да. И еще мы боялись за нашего племянника Идру и за судьбу Этувераза. Не секрет, что наши взгляды на управление империей и нужды ее подданных в корне отличаются от взглядов лорда Чавара; кроме того, нам показалось, что принцессу Шеве’ан вообще не интересуют проблемы
– Вы считаете, что она думала только о сыне? Или лишь о том, чтобы сосредоточить власть в своих руках?
Это был хороший вопрос – в отличие от тех, которые Майя бесконечно задавал себе самому. Он размышлял довольно долго, и мер Ксовар не торопил его. Наконец, Майя ответил:
– Мы не знаем. Мы не знаем,
– Здесь очень тонкое различие, ваша светлость, – заметил мер Ксовар.
– Возможно. Мы не понимаем принцессу Шеве’ан, так что, откровенно говоря, это всего лишь предположение. Однако… – медленно начал он, обдумывая следующую фразу, – возможны два варианта. Либо ею двигала жажда власти, которая заставила ее забыть о судьбе и благополучии собственного сына и дочерей, либо она была ослеплена сознанием собственной правоты… В последнем случае тем, кто называл себя ее союзниками, было бы легко манипулировать ею, а в дальнейшем избавиться от нее. Так или иначе, все это кончилось бы для нее плачевно.
– И поэтому вы потребовали встречи с принцем Идрой. Вы надеялись получить его поддержку?
Майя пристально взглянул на мера Ксовара.
– Это не приходило нам в голову. Мы не могли…
– Не спешите, ваша светлость, – посоветовал мер Ксовар.
Майя сложил руки перед собой, соединил кончики пальцев и ладони. Такая техника медитации была распространена в Бариджане. Насколько было известно Майе, никто из присутствующих не разбирался в этом, иначе они догадались бы о его смятении и растерянности. Через минуту он успокоился и смог ответить: