Император Бубенцов, или Хромой змей

– Что это значит?

– Это значит, что юридический хозяин недвижимости устранён. Сразу по окончании нашего с вами разговора в «Асмодее» хозяин имения покончил с собой. Так уж удачно совпало. Повесился в расцвете лет! Представьте себе. Это, если вам интересно знать, гражданин наших южных губерний, житомирский прокурор Шпонька.

2

После обеда прогуливались по берегу пруда. Бубенцов выведал у Адольфа кое-какие подробности жития прокурора. Разбирали дело Шпоньки киевские следователи, сами большие мошенники. Но даже и они удивлялись изворотливости воровского ума. Более же всего Ерошку поразило то, насколько глубоко овладевает жадность сердцем и умом человека. Можно было спастись, отдав следователям треть награбленного. Но…

– Выстрелил в сердце из арбалета. Представьте себе. Назло. Не уступил врагам и малой доли земного имущества, – рассказывал Шлягер. – Я объясняю это феноменом знаменитого хохлацкого упрямства, которого нельзя преодолеть доводами разума.

– Ты, кажется, говорил, что он повесился, – напомнил Бубенцов, выслушав монолог Шлягера.

– Успел нажать на курок, – находчиво пояснил Шлягер. – Шагнул со стула и, прежде чем петля сомкнулась вокруг выи, нажал на курок.

– Значит, накинул петлю, а потом на лету…

– Две девушки, о которых вы спрашивали, никакого отношения к училищу Баумана не имеют.

– Ты ловко умеешь уклониться от вопроса. Мне глубоко наплевать на этих девиц.

– Это дочери Хроноса, – ещё дальше уводил Шлягер.

Сказано было так просто и естественно, что Ерошка ни на миг не усомнился в истинности слов Шлягера. Адольф не лгал. Дочери Хроноса! От этой правды открылось небо, обнажился тёмный хаос. Первобытный миф зашевелился глубоко под земною корой, зашатались деревья над курганом, ударила в берег крутая волна. С криком взлетели вороны, волосы шевельнулись на голове Бубенцова. Языческий древний Хронос, пожирающий своих дочерей! В ушах звенело!

– Таня и Аня, – продолжал Шлягер как ни в чём не бывало. – Хронос, разумеется, не тот, о котором вы сейчас подумали. Банальные ассоциации! Я имею в виду другого Хроноса. Нашего патологоанатома Глеба Львовича, заведующего здешним моргом.

– Ты не простой человек! – только и вымолвил Ерошка после долгого молчания. – Кащенко, Хронос… Можно подумать, что мы находимся в сумасшедшем доме.

– Я бы выразился иначе. Что, впрочем, сути не меняет. Мы живём в совершенно ином мире, нежели представляем себе. Мир цельный, а человек может видеть только малую часть его. И тогда на помощь приходит символика. Мир переполнен символикой. Символика – это связь всего со всем. Всё угадывается во всём. Мир просто ломится от символов! К слову: вы знаете ли, что такое Асмодей?

– Ты имеешь в виду тот проклятый кабак? Где я плакал у тебя на плече?

– Асмодей – это демон похоти и семейных неурядиц.

Бубенцов замолчал. Он почти забыл о своей измене. Напоминание было неприятно. Шлягер между тем вытащил пискнувший телефон, потыкал пальцем в кнопки, нахмурился. В который раз прошли они мимо пруда, мимо беседки с белыми колоннами, мимо Лаокоона. Бубенцов опомнился, огляделся.

– Что ж мы не спешим на торги? Кружим по больничным дорожкам.

– Опоздали. Эсэмэска пришла. Джива прибрал ваше поместье к рукам! Да вы не расстраивайтесь. Помеху устраним. Поместье будет вашим! Надо только подняться на высшую ступень.

– Поясни. Что значит «устраним помеху»? Застрелить и повесить? Как прокурора?

– Зачем? Есть иные варианты. Почему бы вам, к примеру, не стать хозяином земли Русской? Чтобы законно овладеть всей совокупностью имущества, так сказать. А Дживе можно тогда голову отрубить. Указ подпишете, и вся недолга.

Бубенцов опустился на скамейку.

Шлягер, посвистывая, перешёл на другую сторону больничного прудика. Нагнулся, подобрал несколько обломков кирпича. Бубенцов рассеянно глядел на воду, на отражения белой беседки, деревьев, неба, жаркого заката. Думал над словами Адольфа. Закат полыхал на зеркальной глади. Показалось вдруг, что отражение тёмной фигуры Шлягера горит в адском огне. Но только на один миг, друзья мои! Всего лишь на один краткий миг. Шлягер швырнул кирпич, вода взметнулась, заволновалась, пошла кругами. Всё перепуталось, перемешалось. Мир распался на фрагменты. Исчезла и сама фигура того, кто бросил камень.

Глава 16. Радости человеческие

1

Предписывалось прибыть на совещание в семь часов пополудни. Но это по древнему ассирийскому исчислению. Полубес, имея всего лишь среднее техническое образование, путался в проклятых временах, как в логарифмах. Зная свою слабость, проверял себя по нескольку раз. Поднял глаза на привокзальные часы, удостоверился, что часовая стрелка стоит вблизи цифры «три». Стало быть, три часа пополудни. Добавил к означенной цифре – «шесть». По библейскому счёту времени вышло около девятого часа. Отминусовал два часа и вычислил окончательно, что по ассирийскому исчислению у него в запасе ещё шестнадцать минут.