– Да почему бы вам, господин Шлягер, не дать мне информацию о будущем? – потягиваясь, спросила Роза. – Ведь гораздо проще гадать на картах, когда будущее известно наперёд.
– К сожалению, среди нашей вездесущей агентуры нет специалистов, способных ясно провидеть будущее. Мы можем строить приблизительные прогнозы, выводя грядущее из прошлого. К сожалению, и само это прошлое изменчиво. Когда человек отрекается от совершённых им злодеяний, такое прошлое стирается с наших скрижалей. Это называется у них покаянием.
– То есть человек грешит, а ему потом за это… ничего?
– К сожалению, так, – вздохнул Адольф Шлягер. – Жизнь человечья прихотлива Бывали случаи, когда вор имение своё раздавал сиротскому дому. Но, к счастью, большинство человекообразных уповают на будущее. Строят планы на завтра. Им кажется, что завтра им будет удобнее творить добрые дела. Гораздо удобнее, чем сегодня. На практике же «завтра» означает «никогда». Потому и поговорка придумана: «Завтра принадлежит дьяволу».
Роза Чмель зевнула, ей уже надоели эти скучности!
– Адольф! Давайте поговорим о любви. В скрижалях о юных годах Бубенцова вычитала я, как свершилось их первое грехопадение. Знаете, описано, конечно, постно… Даже в иные моменты и пошло. Среди зарослей цветущего иван-чая, хе-хе… Но есть прелестные детали. Там у неё вместо застёжек на сарафане – шмели и стрекозы. Жужжат, разлетаются, и сарафан опадает. Очень, очень поэтичное описание. А ещё поэтичнее про поясок, на котором чулочки держатся, он, представьте, из живой змейки. Золотая эта змейка выпускает свой хвост, чулочки-то сползают… Не могли бы мы, Адольф, нечто похожее с вами…
– Исключено, – сухо сказал Адольф.
– Отчего же? – сузила глаза Роза.
– Драгоценная Роза, мне ведомо, что скрыто под вашею блистательной наружностью, – загадочно произнёс Шлягер. – Знание истины приносит печаль. И напрочь гасит телесное возгорание.
– Ну и чёрт с вами! Жалкий импотент! Есть у меня иной жених. Скорей бы только его захомутать! Замуж-то невтерпёж! – пожаловалась Роза.
– Уж потерпите, Роза! А не то брому выпейте. Не забывайте, что вы пока ещё законная супруга господина Дживы.
– Не желаю! Убейте мерзкого Дживу! Раздавите гадину!..
– Нельзя, заинька! – Шлягер взял её за руку. – Не можно.
– Мне обещано! – заявила Роза Чмель. – По древним пророчествам, антихриста должна родить блудница. Из этого следует, что и предтече естественнее обвенчаться с блудницей. Вы же клялись брак этот уничтожить!
– К сожалению, никак нельзя! – возразил Адольф Шлягер. – Выявились новые обстоятельства. Генетическая экспертиза подтвердила, что Вера Репьёва принадлежит к роду весьма древнему. Кровь её соединяется с родом Гедиминовичей.
– Нет, пусть обвенчается с блудницей! Расторгните брак!
– Упёрся, – развёл руками Шлягер. – Не желает.
– Что значит «не желает»? – обернулся господин Огнь. – Надо организовать супружескую измену. Да хотя бы вот и с Розой. А жене предоставить неопровержимые факты.
– Не поможет! – сказал Шлягер.
– Как так? Не любит, выходит…
– Не выходит! Любит. Иной раз бьёт по щекам. Когда он набедокурит. Но сама же плачет при этом. Жалеет!.. Русская женщина.
– Бьёт и плачет?
– Истинно так! Русский характер. Она не бросит его!
Шлягер мягко теребил ладонь Розы и вдруг, изловчившись, приложился толстыми своими, мокрыми и холодными, как старые подберёзовики, губами к нежной коже красавицы.
– Это мы ещё посмотрим. – Роза брезгливо отдёрнула руку. – Где он сейчас?
– Бубенцов-то наш? Где, где… В сумасшедшем доме!
Прекрасные соболиные брови Розы изумлённо взметнулись.
– В доме скорби?
Шлягер несколько мгновений наслаждался растерянным видом неприступной красавицы.
– Офис у нас там, – успокоил он. – Арендуем площадь у администрации психиатрической клиники.
И прибавил, метнув взгляд в угол, где сидел Скокс:
– Знал бы кое-кто, во что это мне обходится! В какие суммы. Центр, считай, города. А потом все эти спектакли, худсоветы… Репетиции, переодевания, личины. Легко ли, примерно, старухе сыграть девицу?! Чтоб достоверно было. Мехи-то ветхие. Специально заказывали латекс, и не где-нибудь, а в самом Арле. Прочий реквизит чего стоит! Собака моя питается исключительно дорогим кормом. А иным нельзя-с, ибо линять будет, порода такая. Большой расход средств. А славу негодяю организовывать, подпитывать, пиарить подлеца, это как? Массовку нагонять в театр, цветы, поздравления… Да он ещё бунтует, ерепенится… В какую копейку это всё влетает, – жаловался Шлягер, умным зрачком впиваясь в Скокса.
– Реквизит казённый, – опроверг из дальнего угла горбун в армяке. – Средств довольно, чтобы поддерживать избранника в том убеждении, что его успехи связаны исключительно с личными заслугами.
– Как бы не так! – крикнул Шлягер. – Догадывается, что мы есть! Смекалист, сволочь!
– Не дайте ему сосредоточиться! – встревоженно проскрипел Скокс. – Усыпите его ум! Раскормите материальными благами!