Император Бубенцов, или Хромой змей

– Самосад, – увёл разговор в сторону. – Сам растил. На задворках.

– В замке? За ветряком? – догадался Полубес. – То-то я гляжу, как бы там на грядке лопухи посажены, рядочками.

– Да-да, – сказал Шлягер. – Моё хозяйство. Люблю хорошую жизнь.

Помолчал, поклацал зубами, разжёвывая, размягчая края бумаги.

– Не люблю я, Савёлушка, чтоб плохо жить!

Послюнявил, склеил, вставил цигарку в угол рта. Ссутулился и, несколько раз умело ударив кресалом, высек искру. Стал пыхать синим дымком.

– Разбили карьеру, Савёл! Не переживай, бродяга. В девяностых весь наш КГБ рухнул в одночасье, а мы выжили. Снова собрались, как ртуть. Русское свойство. Ничего с нами не станется. Не унывай, полковник!

Полубес слушал с самым простодушным, доверчивым выражением.

– Нет такой силы, Савёлушка, чтобы нашу русскую силу одолела! – продолжал Шлягер.

Брови Полубеса стали подниматься. Шлягер похлопал его по руке:

– Нет такой силы ни на земле, ни в самом аду, чтоб товарищество наше русское разрушила!

Рот Полубеса открылся в ещё большем изумлении.

– Но ты же всегда против русской силы действовал! – вскричал он. – Сколь ты меня этим «русским духом» попрекал, гад! Значит, ты облыжно клялся? Присягал ложно?

– Ты действительно дурак, Савёл! – отодвинувшись, сухо сказал Шлягер. – Разве устоишь против силы, обречённой на победу?! Поменялся победитель, поменялась присяга.

– Что значит поменялся победитель?

– А то и значит! – Шлягер стукнул кулаком по столу. – Дурак-то наш умнее всех оказался!

– Бубен, что ли?

– А то кто ж?! Взял да и в самом деле поверил. Сорвал эксперимент!

– Сломались, значит. На православии. А на плацу объявили, что процесс прекращён по «техническим причинам». Мол, в последний миг на красной корове чёрный волос обнаружили!

– Стыдно признаться, Савёлушка! Не смогли одолеть русский дух! Сквозь все народы прошли, а в русском болоте увязли. Насмерть. Жужжат только, как мухи на липучке. Нас ведь, Савёлушка, аршином не измерить! Так-то… Особенная стать! Дурак наш возьми да и брякни во всеуслышание: «Верую во Единого Бога Отца Вседержителя…» Всё тотчас посыпалось прахом!

– Так ты, значит, теперь на русской стороне?

– Да, – сказал Шлягер просто.

– Против всего мирового сообщества?

– Йес.

– И в патриоты запишешься?

– А ты как думал? Здесь свои, там чужие. Здесь мой род, моя родина, мои родичи, мой народ. А там – чужой. Никакие другие доводы не важны.

Адольф встал, сорвал с головы монашескую камилавку, опёрся обеими руками о спинку стула.

– «Росси-и-я вели-и-кая на-а-ша держа-а-ва!..» – речитативом пропел он, к удивлению своему, впервые в жизни точно попадая в каждую ноту. – Полагается встать, Савёл.

Полубес тяжко приподнялся, но тут же снова сел. Ноги не держали.

– И в церковь будешь ходить?

– Вне Церкви – нет спасения!

Слова выкатывались из Шлягера округлые, эластичные, законченные.

– Чем докажешь? – всё ещё сомневался Полубес.

Шлягер порыскал глазами, затем широко перекрестился на крестовину кабацкой оконной рамы.

– Верю! – плечи Полубеса опустились, он весь оплыл, точно из него вынули скелет. – Легко тебе жить, Адик! Никак не возьму в толк: где же в тебе истинный, коренной человек? Где самость твоя?

Прошла минута или более того. Полубес тяжко размышлял. Казалось, мысль с боку на бок ворочается в его покрытой седым бобриком голове, глухо погромыхивает. Но громыхало вовсе не в голове Полубеса. То в дальнем конце зала официант сдвигал вместе два стола, переставлял стулья.

– Значит, есть всё-таки? – Полубес исподлобья поглядел на Шлягера. – А я ведь верил тебе, подлецу! Думал, и вправду – нет Бога. Что же теперь?

– «Рече безумец в сердце своем: “несть Бог”», – тихо ответил Адольф Шлягер. – Прав Бубенцов! Всегда был, есть, будет!..

– Вот как? Но если Христос воскрес, то борьба наша тщетна! Так, что ли? За всё придётся ответ держать? Так, Адольф?

– А ты как думал? – злобно ощерясь, вскинулся Шлягер. – Не верил он. В Скокса же верил, в демона! А коль есть дьявол, то… думай, ничтожный раб!..

– Страховито, Адольф! – признался Полубес. – Трепещу верить! Столько злодеяний за спиной! Неужели же никак не можно избежать ответа?

– Можно! Можно, Савёлушка, избежать ответа! Вспомни Бубенцова! Живой тебе пример. Я как-то подстроил для смеха. Подпоил как следует, он передо мною душу-то и вывернул. Каялся пьяный. Я ему в шутку грехи отпустил. Назавтра прихожу к Скоксу с докладом. Мне по морде ж-жах!.. Свитком пергаментным в самое переносье! Аж в глазах позеленело! Едва проморгался. Отчего это, недоумеваю, такой переполох? Оказывается, всё написанное о нём на пергаменте – исчезло. Пропало «личное дело»! Чистые скрижали! А казалось бы, топором не вырубить!

– Так что ж вы мне на худсоветах голову-то морочили? – взревел в тоске Полубес. – Книгу запрещали читать! Деспоты!..