Имя ветра

Мне хотелось взять ее за руку. Хотелось коснуться ее щеки кончиками пальцев. Хотелось ей сказать, что она – первое, что я увидел истинно прекрасного за последние три года. Что, когда я смотрю, как она зевает, прикрывшись тыльной стороной кисти, у меня дух захватывает. И что временами я не понимаю смысла ее слов за нежными звуками ее голоса. Мне хотелось сказать, что, если бы она осталась со мной, со мной бы никогда и ни за что не случилось больше ничего плохого.

В тот головокружительный миг я едва не спросил. Я чувствовал, как этот вопрос накипает у меня в груди. Я помню, как уже набрался духу, но остановился: а что я ей скажу? Едем со мной? Останься со мной? Давай поедем в университет? Нет. Внезапная уверенность стиснула мне грудь холодным кулаком. И о чем я могу ее попросить? И что я могу ей предложить? Да ничего. Что бы я ни сказал, все это были бы глупости, детские фантазии.

И я стиснул губы, отвернулся и стал смотреть на воду. В нескольких дюймах от меня Денна поступила так же. Я ощущал тепло ее тела. От нее пахло дорожной пылью, и медом, и тем, чем пахнет в воздухе за несколько секунд до летнего ливня.

Никто из нас не сказал ни слова. Я закрыл глаза. Ее близость была самым сладким и острым переживанием, какое я испытывал в своей жизни.

Глава 34 Только предстояло узнать

На следующее утро я проснулся заспанный после всего двух часов сна, забрался в один из фургонов и продолжал дремать все утро. Время было к полудню, когда до меня, наконец, дошло, что прошлой ночью в трактире мы подобрали еще одного попутчика.

Звали его Джосн, он уплатил Роэнту за проезд до Анилена. У него были непринужденные манеры и открытая улыбка. Он выглядел человеком порядочным. Мне он не понравился.

Не понравился он мне по одной простой причине. Весь день он ехал рядом с Денной. Он неприкрыто ей льстил и шутил с нею насчет того, не согласится ли она стать одной из его жен. То, что мы накануне легли так поздно, на Денне, похоже, никак не сказалось: она была весела и свежа, как всегда.

В результате я целый день злился и ревновал, делая вид, будто мне все безразлично. Поскольку гордость не позволяла мне присоединиться к их разговору, я оказался предоставлен самому себе. Весь день я провел, погруженный в мрачные мысли, стараясь не обращать внимания на звук его голоса и время от времени вспоминая, какой была Денна накануне, когда луна отражалась в воде у нее за спиной.

В тот вечер я собирался пригласить Денну пройтись, пока все не улягутся на ночь. Но прежде чем я успел к ней подойти, Джосн сходил к одному из фургонов и достал большой черный футляр с латунными пряжками на боку. При виде этого футляра сердце у меня перевернулось.

Чуя не мое личное, но всеобщее предвкушение, Джосн не спеша расстегнул латунные застежки и с наигранной небрежностью достал свою лютню. То была дорожная лютня, с до боли знакомым длинным, изящным грифом и округлым корпусом. Уверенный во всеобщем внимании, Джосн склонил голову набок, провел рукой по струнам, остановился, прислушиваясь к звуку. Потом кивнул сам себе и заиграл.

У него был недурной тенор и довольно ловкие пальцы. Он сыграл сперва балладу, потом легкую, быструю застольную песню, потом еще одну песню, медленную и печальную, на языке, которого я не знал, но предположил, что это илльский. И наконец он заиграл «Лудильщика да дубильщика», и все подхватили припев. Все, кроме меня.

Я сидел неподвижно, как камень, и пальцы у меня ныли. Мне хотелось играть, а не слушать! Нет, «хотелось» – это не то слово. Я алкал и жаждал играть. И я совсем не горжусь тем, что подумывал украсть его лютню и сбежать под покровом ночи.

Он завершил песню шикарным проигрышем, и Роэнт пару раз хлопнул в ладоши, чтобы привлечь внимание.

– Ну все, пора спать! Если завтра проспите…

– Оставите на дороге! – мягко поддел его Деррик. – Знаем, знаем, господин Роэнт! На рассвете будем готовы выезжать!

Джосн расхохотался и ногой открыл футляр лютни. Но прежде чем он успел его убрать, я его окликнул:

– А можно посмотреть?

Я старался не выдать голосом своего страстного желания, делая вид, будто это всего лишь праздное любопытство.

Я сам возненавидел себя за этот вопрос. Попросить у музыканта подержать его инструмент – примерно то же самое, что попросить у человека поцеловать его жену. Немузыканту не понять. Инструмент – это сразу и спутница, и возлюбленная. А между тем чужие все время просят его полапать. Я знал, что так не делают, но не мог удержаться.

– На секундочку, можно?

Я увидел, что он слегка напрягся. Ему не хотелось давать мне лютню. Но поддерживать хорошие отношения с окружающими – это часть ремесла менестреля, не менее важная, чем умение играть.

– Да пожалуйста! – непринужденно ответил он. Я видел, что непринужденность эта фальшивая, но, наверное, остальные поверили. Он подошел ко мне и протянул лютно. – Только аккуратно…