Имя ветра

Я спал на крыше, плотно забившись в свое потайное место, там, где сходились три кровли. От глубокого сна меня пробудил грубый хохот и топот ног внизу, в переулке.

Топот затих, снова послышался хохот и треск рвущейся одежды. Я подобрался к краю крыши и посмотрел вниз, в переулок. Я увидел нескольких больших мальчишек, почти взрослых. Одеты они были, как и я: оборванные и грязные. Их было человек пять-шесть. Они скрывались и выныривали из тени, точно сами тени. Они тяжело дышали после бега, мне даже отсюда, сверху, было слышно, как они пыхтят.

Тот, за кем гнались, лежал посреди переулка: мальчонка лет восьми, не старше. Один из больших парней держал его, не давая подняться. Обнаженная кожа мальчонки белела в свете луны. Снова послышался треск одежды, мальчонка вскрикнул, потом сдавленно всхлипнул.

Остальные смотрели и переговаривались негромко и возбужденно, обмениваясь жестокими, голодными ухмылками.

За мной тоже гонялись по ночам, и не раз. Несколько месяцев назад даже догнали. Я опустил глаза и с удивлением увидел у себя в руке увесистую красную черепицу, которую я явно собирался швырнуть вниз.

Я остановился, оглянулся на свое тайное укрытие. Там у меня лежало тряпичное одеяло и полкаравая хлеба. Там же были припрятаны деньги, скопленные на черный день: восемь железных пенни. А главное, самое ценное – Бенова книга. Тут я был в безопасности. А если даже я пришибу одного из них, остальные через пару минут заберутся сюда, на крышу. И тогда, даже если мне удастся уйти, деваться мне будет некуда.

Я положил черепицу на место. Вернулся в уголок, сделавшийся моим домом, и забился в нишу под нависающей кровлей. Я теребил одеяло и стискивал зубы, стараясь отстраниться от голосов внизу, прерываемых взрывами грубого хохота и тихими, безнадежными всхлипываниями.

Глава 25 Интерлюдия. В поисках причин

Квоут сделал Хронисту знак положить перо и потянулся, сцепив пальцы над головой.

– Ох, как давно я этого не вспоминал! – сказал он. – Если вам нужны причины, отчего я сделался тем Квоутом, о котором рассказывают истории, пожалуй, стоит поискать именно тут.

Хронист наморщил лоб:

– Что именно ты имеешь в виду?

Квоут помолчал, опустив взгляд:

– Знаешь, сколько раз меня били за мою жизнь?

Хронист покачал головой.

Квоут вскинул голову, ухмыльнулся и небрежно передернул плечами:

– Вот и я не знаю! А ведь, казалось бы, уж такое-то должно бы застревать в памяти. Казалось бы, я должен помнить, сколько костей у меня сломано. Казалось бы, я должен помнить все швы и перевязки… – Он покачал головой. – Нет! А вот того мальчонку, что всхлипывал в темноте, – помню. Спустя все эти годы, отчетливо, как удар колокола.

Хронист нахмурился:

– Но ты же сам говорил, что ничего сделать не мог.

– Мог, – серьезно ответил Квоут, – мог – и не сделал. Я сделал свой выбор и жалею о нем по сей день. Кости срастаются. А раскаяние остается с тобой навсегда.

Квоут отодвинулся от стола:

– Ну, пожалуй, и довольно о темной стороне Тарбеана!

Он поднялся на ноги и еще раз потянулся, заложив руки за голову.

– Реши, но зачем?! – выпалил вдруг Баст. – Зачем ты там оставался, если все было так ужасно?!

Квоут кивнул, словно ожидал этого вопроса.

– Ну а куда мне было идти, Баст? Все, кого я знал, погибли.

– Не все! – возразил Баст. – Был же еще Абенти. Ты мог бы отправиться к нему!

– До Хэллоуфелла были сотни миль, Баст, – устало ответил Квоут, отойдя на другой конец зала и зайдя за стойку. – Сотни миль без отцовских карт, которые могли бы указать мне путь. Сотни миль без фургонов, где можно ехать и ночевать. Без какой бы то ни было помощи, без денег, без обуви. Нет, наверное, ничего невозможного тут нет. Но для мальчишки, который еще не оправился от шока после гибели родителей… – Квоут покачал головой. – Нет. В Тарбеане по крайней мере можно было попрошайничать или воровать. Я сумел выжить в лесу летом, и то с трудом. Но зимой… – Он покачал головой. – Я бы либо умер с голоду, либо замерз насмерть.

Стоя за стойкой, Квоут наполнил свою кружку, кинул в нее несколько щепоток специй из разных коробочек, потом подошел к большому камину. Лицо у него было задумчивым.

– Нет, конечно, ты прав. Где угодно было бы лучше, чем в Тарбеане.

Он пожал плечами, стоя лицом к огню.

– Но все мы живем в плену привычек. Проще простого оставаться в знакомой колее, которую мы сами себе и накатали. Быть может, я даже считал, что это заслуженное наказание. За то что меня не было там, что я ничем не помог, когда явились чандрианы. За то что не умер, когда следовало умереть, вместе со всей своей семьей.

Баст открыл было рот, закрыл и, нахмурясь, уткнулся взглядом в столешницу.

Квоут оглянулся через плечо и мягко улыбнулся:

– Баст, я же не говорю, что это логично! Эмоции по самой своей природе нелогичны. Теперь я уже не чувствую ничего подобного, а тогда – чувствовал. Я же помню. – Он снова отвернулся к огню. – Беново воспитание наделило меня такой отчетливой и острой памятью, что иной раз приходится смотреть в оба, чтобы не порезаться.