…Двор был большой, чужой, и очень, очень шумно пахло в нем густыми елками и чистым снегом, а из-под него – грязным снегом и слежавшимися листьями, а из-под листьев пахло незнакомо и вкусно – жуками, и червяками, и какими-то маленькими зверьками, и она тут же принялась своими большими коричневыми лапами с наслаждением разбрасывать снег, чтобы добраться до этого всего. Всяким знакомым тоже пахло очень шумно – пахло от большого красного здания, не такого большого, как ее больница, а все-таки не маленького, и оттуда, от больницы, бежали другие собаки – нет, не собаки, а тени других собак, и ей почему-то очень важны были эти тени – тень ротвейлера, тень бассета, тень болонки, тень какой-то дворняжки, и еще, и еще. Минута – и она побежит к ним, к этим теням, и тоже станет тенью, ей так хотелось стать тенью, тенью овчарки, – но тут вдруг откуда-то взялись ужасные громадные вороны и стали нападать на тени, и долбать их своими жуткими клювами, рвать когтями, и она бросилась на ворон, силилась кусать их, хотя было очень страшно, но вороны не обращали на нее никакого внимания, и тогда она залаяла изо всех сил, чтобы вороны бросились на нее и оставили тени в покое, и вороны закричали: «Тук! Тук! Тук! Тук!» человеческими голосами и стали выдирать из нее куски меха, и было очень страшно и очень больно, но все было как надо, все было как надо, все было как надо.
Она вытерла виски протянутым Боруховым куском марли, и отвела глаза в ответ на его жадный взгляд, и сказала:
– Действительно, глупости. Вы меня простите, но это бессмысленные галлюцинации какие-то.
– Ну уж извините, – съязвил Борухов. – Что имеем, тем и владеем. – И она пошла по коридору к себе, с ясной, чистой головой, с наполненными шумным еловым запахом ноздрями, и было очень страшно и очень больно, но теперь все было понятно – и все было как надо, все было как надо, все было как надо.
15. Gesellschaftspolitische Komponenten
Он как раз описывал случай Саши П. – Саши П., тринадцатилетнего шизофреника, уверенного, что он Ленин, Саши П., который бесконечно повторял в ужасе: «Покусятся! Покусятся!» – и практически отказывался покидать постель, потому что параноидальный синдром проявлял себя в бесконечных поисках убийц с пистолетами. Борухову удалось убедить Сашу П., что он, Борухов, прислан лично товарищем Сталиным его охранять, и Борухова Саша П. кое-как подпускал к себе – правда, без халата, под которым все-таки могло, по Сашиному убеждению, прятаться оружие. В шахматы Саша П. играл блестяще, много лучше Борухова, и за шахматами кое-как удавалось с Сашей поговорить, но иногда Саша начинал считать свои фигуры соратниками по партии (а историю партии Саша знал назубок), и если Борухов брал коня или даже пешку, Саша приходил в состояние ажитации, начинал кричать свое «Покусятся!», наваливался на доску грудью, и все становилось плохо, и пару раз доходило до уколов и фиксации. Борухов как раз описывал состояние Саши через месяц после назначения схемы терпентазол плюс цервекситин (совершенно, как выяснилось, бесполезной – а потом вообще не стало ни терпентазола, ни цервекситина), когда в кабинет постучали, и Борухов в страхе заметался и ничего умнее не придумал, чем положить рукопись себе на колени и навалиться животом на стол.
– Войдите! – крикнул он с колотящимся сердцем, и вошла Малышка, и он постарался смотреть на нее совершенно безмятежно.
– Илья Ефимович, у вас стул хороший? – спросила Малышка очень серьезно.
– Что? – спросил Борухов непонимающе.
Малышка зареготала:
– Всех спрашиваю, все говорят: «Что?» Стулья нам хорошие нужны, деревянные, со спинками, чтоб сиденье можно было вынуть. Со всех велено собрать, столовские не годятся. А вам я табуретку принесу.
– С ума все посходили, – сказал Борухов. – Зачем вам мой стул?
– Параши мы делаем, – сказала Малышка. – Вон в окошко посмотрите, это Гольц придумал, из стульев параши сделать надо, на баржу, там один туалет, гальюн называется, он для матросов. А нас двести семнадцать человек. Вчера из досок настилы сделали, на них ведра поставим, а сверху стул. Сидоров поехал ведра добывать, двадцать одно ведро надо, а есть одиннадцать. А я стулья собираю.
– Господи, помилуй нас, грешных, – сказал Борухов.
– Стул мне ваш нужен, – повторила Малышка, – а я вам скоро табуреточку принесу и второй стул заберу сейчас тоже, вижу – подходящий, уж кто придет – постоит, табуреток мало.
– Вы идите, – сказал Борухов, – я сам во двор вынесу.
– Да что вы, – сказала Малышка, – я сама.
– Нет уж, – галантно сказал Борухов, – негоже даме стулья таскать, идите, идите, я сразу за вами.
– Вот уж вы хороший человек, ну спасибо, – сказала Малышка, сжав руки на груди. – Вот уж спасибо.
Как только она вымелась из кабинета, Борухов засуетился. Крючок, веревочка, петелька, шкаф; за окном действительно слышался треск дерева; он потащил стулья во двор и убедился, что Гольц собственноручно выламывает у стульев сиденья, а два пациента Синайского выдергивают из образовавшихся дыр торчащие щепы и старательно шкурят края будущих параш.