Девушка, чуть не плача, выполняла ненавистные обязанности сиделки, продолжая думать о своей горькой судьбе. Почему ей так не везет? Вроде бы она хороша собой, Илья обратил на нее внимание, но что-то постоянно мешает им сойтись поближе, стать любовниками не на одну ночь, а на долгое время. Заполучить Илью Самбурова на всю жизнь Аня не рассчитывала. Она не обольщалась по поводу морали той среды, где они оба вращались. Вокруг хватало примеров, которые не внушали ей оптимизма.
– Осторожнее… – ворчал старик. – Не с бревном дело имеешь, а с живым человеком. Ой, больно… Ай!.. Полегче, полегче…
– Потерпите немного. Я уже заканчиваю.
«Может, забить на все, бросить сварливого дядюшку и вернуться домой, в Каширу? – вздыхала Аня. – Как я ни бьюсь, карьера не складывается. Любовь тоже бежит от меня, словно черт от ладана. Квартиру дядя на меня вряд ли перепишет, и буду я у него в услужении, пока не выдохнусь. Он болен, но может проскрипеть еще много лет. А я погублю свою молодость, проведу лучшие годы у его постели…»
Ее тоскливые мысли прервал телефонный сигнал. Она укутала больного одеялом, поспешно взяла трубку и вышла в другую комнату.
– Ирина? Слава богу, вы в порядке… Чего я только не передумала! Дяде плохо, я не могу отойти от него… и за вас душа болит.
– У меня был обморок, – слабым голосом молвила та. – Я как сидела в кресле, так и отключилась… Потом пришла в себя, но не могла даже пальцем пошевелить. Телефон валялся на полу, а мне было не дотянуться…
– Надо к вам ехать, а тут дядя совсем расхворался. Хоть разорвись!
– Мне уже лучше. Не беспокойся. Звоню, чтобы ты не волновалась.
– Вам нельзя оставаться одной на ночь, – возразила Аня.
– Я привыкаю к одиночеству. В моем случае следует смириться с неизбежным.
– У вас еще все впереди, – неуверенно проговорила девушка. Она сама нуждалась в утешении и не знала, какие слова подобрать, чтобы успокоить Ирину. – Вы еще устроите свою жизнь. Будете играть в кино… или в театр поступите. Трошкин поспособствует. Оправится после похорон и вернется к работе…
Аня прикусила язык, да поздно. Она таки сболтнула лишнее. Не стоило упоминать
Женщина на том конце связи горько усмехнулась.
– Я приношу несчастье. Держись от меня подальше, девочка. Трошкин уже пострадал, кто следующий на очереди? Должно быть, мой муж тоже… погиб из-за меня. Не понимаю, что со мной не так, но… вокруг меня все рушится!
– Что вы? Не вините себя! Это неправильно.
– А что правильно? Продолжать множить страдания близких?
– Это не зависит от вас.
– Я больше не верю в случайности. Ладно, ты устала, а я тебя мучаю своей дурацкой рефлексией, – вздохнула Ирина. – Ложись спать и ни о чем не думай. Сладких тебе снов…
Она нажала на кнопку отбоя, а Аня так и застыла с трубкой в руке. Опомнилась, когда из комнаты дяди раздалось мерное похрапывание.
«Он уснул, значит, я на несколько часов свободна! – обрадовалась девушка. – И могу посвятить это время себе!»
В суете и суматохе этого дня она забыла о страшном человеке, с которым недавно столкнулась. Горбун выпал из ее памяти, как выпадает монетка из дырявого кармана. Ане невыносимо захотелось позвонить Илье под предлогом выразить соболезнование по поводу кончины его бывшей жены, но она не решалась…
Страницы книги были из прочной бумаги. Они выглядели чуть толще обычных и пожелтели от времени. Кончики их потерлись от частых прикосновений. Кто и когда касался их? Средневековый врач при изготовлении целительных снадобий для царственных особ? Ученый, наблюдающий за звездами? Алхимик, колдуя над эликсиром вечной молодости?
Илья ощутил легкий дурман, вдыхая запах этих листов и кожаной обложки. Латинские буквы были выведены с терпеливой тщательностью, чернила совершенно не потускнели. Во главе каждого абзаца красовалась цветная виньетка. Автор был не только образованным человеком, но и талантливым художником. Текст на страницах располагался свободно: всего несколько фраз, заключающих в себе некую отдельную рекомендацию или формулу.
Илья не понимал по латыни, но не сомневался, что изложение велось на этом мертвом языке. Мировая медицина почему-то до сих пор придерживается латинских терминов. Это дань традиции? Или некий сакральный смысл?
Он осторожно переворачивал листы, которые не были пронумерованы, и скоро сбился со счета. Никакой ценности лично для себя он в книге не видел. Врачевание – не его удел, антиквариатом он не увлекается, рукописи не коллекционирует.
– Что же мне с тобой делать? – проговорил Илья, обращаясь к книге, словно та была живым существом. – Спрятать подальше и хранить до скончания века? Боюсь, тебе это не понравится. Ты предназначена для использования! Твой создатель не зря вложил в тебя свою энергию, знания и намерение.