• Подтекст диалога не вполне ясен, но слова Иисуса, видимо, содержат угрозу: ведь первосвященник также был «помазанником» и имел власть над Храмом; некоторые хасмонейские первосвященники были одновременно и царями. Таким образом, вопрос Каиафы мог быть приглашением к открытой конфронтации.
• Предыдущий анализ показал: Дан 7
• Пс 109 также говорит о воцарении Мессии одесную ГОСПОДА как о составной части успешной войны со злом.
Иисус уже использовал оба текста для объяснения тайны своего мессианства, своего революционного представления о том, каким будет царь иудейский. С учетом этих предыдущих отрывков, мы находим ответ на вопросы о мессианстве и о Храме: одним из аспектов оправдания Иисуса станет гибель Храма и, соответственно, существующего правящего режима. Более того, с этим произойдет и восстановление царства Израилю, освобождение народа ГОСПОДА из–под власти зверей, подлинное возвращение из плена.
В ответе Иисуса присутствует глубокая ирония. Именно теперь, когда недопониманий быть не может, он излагает собственную версию Дан 7. Он претендует на роль представителя истинного народа Божьего. Подобно мученикам на суде перед языческими тиранами, он не отказывается от веры и надежды предков, даже если твердость будет стоить ему жизни. Подобно Сусанне перед еврейскими судьями, оказавшимися не лучше язычников, он предстоит суду, который считает воплощающим не верность ГОСПОДУ, а циничный компромисс[1848]. Иисус объявляет: Бог Израилев оправдает его, и это оправдание будет включать гибель Храма, — Храма, который стал символизировать и олицетворять восстание Израиля против Бога, сохранение национального эксклюзивизма за счет подлинного призвания.
Итак, что же Иисус обещает Каиафе? Что Каиафа станет свидетелем конца света? Или что Каиафа, выглянув однажды из окна, увидит спускающегося на облаках человека? Вовсе нет! Абсурдно полагать, что Иисус, Марк или кто–то между ними вкладывали в эти слова такой смысл. После распятия Иисуса Каиафа станет свидетелем странных событий: появится движение учеников, провозглашающих воскресение Иисусово; разгорится последнее столкновение с Римом, когда Иисус проверенным временем образом будет оправдан в качестве истинного пророка[1849]. Через все эти происшествия Каиафа должен понять, что Иисус был прав в своем притязании, ранее скрываемом, а потом и открытом: он и вправду Мессия, помазанник, истинный представитель народа Израилева, через которого Бог Израилев устанавливает свое Царство.
Среди многих смыслов Иисусова ответа, по крайней мере, один никак не мог ускользнуть от Каиафы. Если Иисус будет оправдан как истинный представитель народа ГОСПОДА, а он, Каиафа, сейчас его судит, то Каиафа с его режимом вырисовываются в крайне неблагоприятном свете. Его двор — часть злых сил, угнетающих истинный Израиль, а потому будет низвергнут, когда ГОСПОДЬ оправдает Свой народ. Первосвященник Каиафа превратился в нового Антиоха Епифана, великого тирана, угнетающего народ ГОСПОДА. Иисус — Сын Человеческий, а Синедрион — Четвертый Зверь. Сцена, и без того имеющая сильное богословское и политическое звучание, приобретает дополнительный риторический аспект. Сцена суда вывернута наизнанку: узник становится судьей, а судья — осужденным преступником.