В ходе этого спора, в общих чертах явно достоверного, Иисус, своими символическими действиями и их словесными объяснениями, подвергал переосмыслению битву за Царство. Он предлагал радикально новую версию Рассказа, сосредоточенную теперь на конфликте не с Римом, а с сатаной. Решающую победу Иисус уже одержал, а его экзорцизмы были дальнейшим осуществлением победы. Действуя «со властью», он демонстрировал: Царство в некотором смысле
(б) Кого бояться?
Тот же рассказ о битве и Враге, во многом аналогичным образом переосмысленный, содержится в следующем отрывке:
Говорю же вам, друзьям Моим: не бойтесь убивающих тело и потом не могущих ничего более сделать; но скажу вам, кого бояться: бойтесь того, кто, по убиении, может ввергнуть в геенну; ей, говорю вам, того бойтесь. Не пять ли малых птиц продаются за два ассария? И ни одна из них не забыта у Бога. А у вас и волосы на голове все сочтены. Итак не бойтесь: вы дороже многих малых птиц[1633].
Какой имплицитный рассказ мы здесь слышим? Этот текст, и у Луки, и у Матфея, — часть поручения ученикам, которые сами начинают возвещать и предупреждать. Поскольку их миссия обретала смысл именно как продолжение Иисусова служения, это предупреждение, возможно, отражало восприятие Иисусом своей собственной задачи и борьбы. Некоторые экзегеты высказывали предположение, что под «могущим ввергнуть в геенну» имеется в виду ГОСПОДЬ. Однако это крайне маловероятно. Конечно, Иисус не считал Бога Израилева добреньким дядюшкой, неспособным и мухи обидеть и уж тем более — послать кого–либо в геенну[1634]. Но повторюсь: Бог Израилев изображается (например, в последнем предложении абзаца) как Творец и Зиждитель, на Которого можно с любовью уповать в любых обстоятельствах, а не как сторож с дубинкой, который бьет всех ослушников[1635]. Перед нами — переосмысление понятия подлинного врага. Убивающий тело — враг воображаемый, Рим[1636]. Кто же враг подлинный? Конечно же, не Бог Израилев. Подлинный враг — обвинитель, сатана[1637].
(в) Семь других бесов
У Луки сразу, а у Матфея чуть позже после спора о Вельзевуле, идет такое высказывание:
Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит. Тогда говорит: возвращусь в дом мой, откуда я вышел. И, придя, находит его незанятым, выметенным и убранным; тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого. Так будет и с этим злым поколением[1638].
Маленькая история о скитаниях и возвращении ранее изгнанного нечистого духа — важный ключ к тому, как Иисус осмысливал свои экзорцизмы и битву с сатаной в контексте всего своего служения. В свете предыдущих пассажей я сильно сомневаюсь, что перед нами печальная констатация временного характера экзорцизмов: сначала ты изгоняешь духа, а потом он собирает дружков и возвращается. В таком случае утверждение Иисуса о том, что он может изгонять бесов, поскольку победил в решающей битве, оказалось бы весьма шатким. Тогда лучше было бы вообще не совершать экзорцизмов. На самом же деле, судя по концовке этого отрывка у Матфея и по контексту Луки, перед нами своего рода