При всей неточности параллелей, они напоминают нам: в I веке были и другие голоса, призывающие к миру. Иисус из Назарета был одним из них. Как я далее покажу, Иисус верил: путь к миру, на пути которого стоит фанатизм всех сортов, может стать реальностью только через его собственную подлинную битву с подлинным врагом.
Иисус думал о великой битве. Это также помещает его на карту иудаизма I века и, как будет видно далее, мессианизма. Но Иисус переосмыслил не только еврейские символы (см. главу 9), но и понятие битвы. Конфликт его программы с программами большинства его современников (особенно израильских вождей, и номинальных, и самозваных) привел его к участию во всевозможнейших спорах. На мой взгляд, Иисус понимал эти споры как часть своей
Традиция и символ, которые Иисус здесь подвергал переосмыслению, — «ревностная» священная война[1607]. Как мы уже говорили, эта традиция — одна из самых старых в израильской истории. Вспомним исход из Египта и завоевание Ханаана, вспомним Давида, Финееса и Илию, в которых видели героев, горевших ревностью по ГОСПОДУ и Его Закону, решительно и жестоко расправлявшихся с язычниками вне Израиля и отступниками в Израиле. Примерами из недавнего прошлого были герои Маккавеи (о них регулярно вспоминали во время Хануки) и легендарные персонажи вроде Иудифи. Разработанное богословие священной войны было и у тех, кто не одобрял хасмонейскую династию. Об этом говорит, например, кумранский Свиток Войны. Воинствующие движения сопротивления, вырвавшегося на поверхность в 66 — 70 годах, и дальнейший сильный взрыв, приведший нацию к окончательной катастрофе в 132 — 135 годах, свидетельствуют не только о националистическом пыле. Националистический пыл может сопутствовать любому революционному движению в любом народе и любой исторический период. Он свидетельствует о специфически еврейской надежде на то, что, через последнюю великую битву, Царство ГОСПОДА придет и на землю подобно тому, как оно есть на небесах. В I веке эта традиция составляла одну из основных и незыблемых частей еврейского мировосприятия[1608].
Рассказы о Царстве ГОСПОДА были, в основном, рассказами о конфликте. Этот конфликт стал играть символическую роль в мировоззрении в целом. В настоящий момент Истинный Бог не правит миром так, как замышлял. Его власть узурпировали силы зла, и если Он собирается вернуть Свой законный трон, то они должны быть разбиты. Поэтому среди евреев I века существовали такие сценарии будущего хода событий:
• Израиль будет вести важную войну/битву;
• либо за Израиль будет сражаться Бог;
• либо сражение поведет Мессия.
Всякий, кто рассказывал новый рассказ о Царстве, должен был включить сюда этот элемент. Это могло быть в разных формах. Например:
• Битва за жизнь «человека» в условиях тирании «зверей» (образ мог несколько трансформироваться: например, лев ведет войну с орлом[1609]);
• Битва со злыми ордами, сплотившимися против ГОСПОДА и Его народа;
• Битва «сынов Света» и «сынов Тьмы».
До некоторой степени я согласен с Ричардом Хорсли, который пишет:
Общая позиция Иисуса была такой: Бог собирается положить конец власти демонических и политических сил в Его обществе, чтобы произошло возрождение и отдельных людей, и всей социальной жизни… Образ Конца предполагает не конец истории или конец света, а разрешение исторического кризиса. Основная надежда [у Даниила] - на избавление народа через (божественный) разгром селевкидских имперских сил… То, что библеистика ранее называла ожиданием «космической катастрофы», на простом современном языке называется горячей надеждой на антиимперскую революцию, осуществляемую Богом… Весть Иисуса и осуществление им на практике Царства Божьего принадлежат к среде еврейской апокалиптики. Но это совсем не ожидание близкой космической катастрофы. Это убеждение, что Бог лишает сатану власти над историей и жизнью людей, делая возможным возрождение народа Израилева. Присутствие Царства Божьего означало конец старого порядка[1610].