Иисус и победа Бога

Возьмем важный пример: небольшой рассказ всех трех синоптиков об отношении Иисуса к посту[1552]. Ученики Иоанна и ученики фарисеев постятся, а Иисус со своими учениками не постится. Это различие не имеет никакого отношения к типам религии. Ведь причина не в том, что иоанниты и фарисеи делают упор на внешних обрядах, а Иисус — только на внутреннем состоянии сердца. Нельзя также сказать, что постящиеся были легалистическими аскетами, а Иисус — вольным антиномистом. Подобные толкования превращают иудаизм Второго Храма в пресный и анахронистический морализм. На самом деле, речь здесь о другом.

В данный период пост для евреев был не просто аскетическим умерщвлением плоти, частью общего благочестия. Он имел отношение к ситуации, в которой находился Израиль, а именно к пребыванию в плену. Он также был памятью о гибели Храма[1553]. Обетования Захарии о том, что посты обратятся в праздники, сбудутся только, когда ГОСПОДЬ вернет благополучие Своему народу[1554]. Именно на это намекает Иисус в загадочных словах:

Могут ли поститься сыны чертога брачного, когда с ними жених? Доколе с ними жених, не могут поститься… Никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небеленой ткани: иначе вновь пришитое отдерет от старого, и дыра станет еще хуже. Никто не вливает вина молодого в мехи ветхие: иначе молодое вино прорвет мехи, и вино вытечет, и мехи пропадут; но вино молодое надобно вливать в мехи новые[1555].

Другими словами, вечеринка в разгаре, а на свадьбе с постными лицами не сидят. Это не «учение» о «религии» или «морали» и не вечная истина. Это утверждение об эсхатологии. Время исполнилось, плен позади, и жених пришел. Инсценированный Иисусом символ (пир вместо поста) делает заметным для людей его притязание на то, что израильская надежда реализуется в его служении; более того, в его служении осуществляется восстановление Храма. Некоторые люди настолько привыкли жить в плену, что они не могли услышать весть об освобождении. Поэтому иначе, чем глухими, их и нельзя было назвать[1556].

Еще пример — слова Иисуса о том, что он дает прощение[1557]. Это прощение — не отвлеченный от конкретной исторической ситуации дар, который может быть предложен любому человеку в любое время. Также вопреки распространенному мнению, здесь нельзя усматривать притязание Иисуса на божественность (соответственно, отпадают и возражения против историчности, основанные на том, что Иисус себя Богом не объявлял). Прощение — эсхатологический дар. Если Израиль отправился в плен из–за своих грехов, прощение состоит в возвращении, — возвращении к ГОСПОДУ, возвращении из плена[1558]. Своими действиями и словами Иисус утверждал: этот символ возвращения становится реальностью. Если кумраниты верили в то, что они, истинный возвратившийся из плена народ, обрели прощение[1559], не будет натяжкой сказать, что и такой эсхатологический пророк, как Иоанн Креститель, предлагал ученикам прощение. Это подводит нас к смыслу действий Иисуса, направленных против Храма.

Такая крайняя независимость нарушает монополию системы, сосредоточенной на священстве и Храме[1560].

В результате

Нам теперь гораздо легче понять, почему книжники пришли из Иерусалима дискредитировать Иисуса уже в Галилее. Все его служение там уже подрывало абсолютные притязания их города, а также базу для его контроля — Храм[1561].

В этом свете становится понятнее краткий диалог Иисуса с неким книжником, передаваемый Марком:

Книжник сказал Ему: «Хорошо, Учитель! Истину сказал Ты, что один есть Бог и нет иного, кроме Него; и любить Его всем сердцем, и всем умом, и всею душою, и всею крепостию, и любить ближнего, как самого себя, есть больше всех всесожжении и жертв». Иисус, видя, что он разумно отвечал, сказал ему: «Недалеко ты от Царства Божия»[1562].