Иисус и победа Бога

Согласно пророчествам, возвращение из плена и возвращение ГОСПОДА на Сион должны быть ознаменованы великим восстановлением творения, особенно ярко проявляющимся в исцелении больных.

Возвеселится пустыня и сухая земля,
и возрадуется страна необитаемая,
и расцветет как нарцисс.
Великолепно будет цвести и радоваться…
Они увидят славу ГОСПОДА,
Величие Бога нашего…
Тогда откроются глаза слепых,
и уши глухих отверзутся.
Тогда хромой вскочит, как олень,
и язык немого будет петь…
И возвратятся избавленные ГОСПОДОМ,
придут на Сион с радостным восклицанием;
и радость вечная будет над головою их;
они найдут радость и веселие,
а печаль и воздыхание удалятся[1537].

Исцеляющие «деяния силы» — не только нарушение социальных и религиозных стереотипов. В свете нашего предыдущего обсуждения можно с уверенностью заключить: Иисус хотел, чтобы эти деяния понимались символически как исполнение чаяния, отраженного, в частности, в Ис 35. Как это присуще символам, они говорили о возвращении и восстановлении: о возвращении ГОСПОДА, чтобы спасти и исцелить Свой народ[1538]. И когда эсхатологического пророка Иоанна смутило то, что делал (и, возможно, то, что не делал) Иисус, Иисус обратил внимание Иоанновых посланцев на символическую роль характерных для него поступков.

Пойдите, скажите Иоанну, что слышите и видите: слепые прозревают и хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благовествуют; и блажен, кто не соблазнится о Мне[1539].

Надежда на Восстановление Земли сосредоточилась на восстановлении людей. Иисус предлагал людям «наследие», предлагал обрести большее, чем они оставили. При этом он осмыслял происходящее как обновление и восстановление человеческих жизней и общин через приход Царства[1540]. Тем, кто продал все остальное, была уготована драгоценная жемчужина[1541]; но среди вещей, которые требовалось продать, был и сам традиционный символ Святой земли. Он поглощался эсхатологическим обетованием: отныне ГОСПОДЬ будет царем всей земли.

Однако Иисус тонко чувствовал символику места. Не случайно его движение берет начало от движения Крестителя: Креститель, подобно нескольким другим еврейским пророкам того времени, собирал народ в долине Иордана, осуществляя новый Исход, в ходе которого израильтяне обретут во владение Землю. Иисусов путь в Иерусалим, акция на Храмовой горе, речь на Елеонской горе — все они были во многом задуманы как аллюзия на библейские пророчества о Царстве, которые, как он утверждал, исполняются через него. Иисус не отрицал, а утверждал символику Земли. Но утверждал, давая ей иное осмысление. Камни возопиют, приветствуя того, чья программа столь сильно отличается от народных ожиданий. Если ученые считают Матфея или Луку способными понимать, как работает географическая символика; если эту символику понимали и активно использовали Иоанн Креститель и многие другие, — то почему мы должны отрицать, что на это же был способен и Иисус? Может, реальная проблема состоит в том, что думать о человеке, сплетающем искусную ткань идей, менее устрашает, чем думать о человеке, сознательно совершающего символические действия} На мой взгляд, Иисус делал именно последнее.

(iii) Переосмысленная семья

В предыдущем разделе мы показали, что Иисус бросил решительный вызов семейной и национальной символике. Взамен он активно создавал вокруг себя фиктивное родство, семью в ином понимании. «Вот матерь моя и братья мои»: это значит, в новую семью вошли все слушающие и исполняющие слово Бога Израилева, которые и должны вести себя друг с другом соответствующим образом[1542] (под «слушающими и исполняющими» явно имелись в виду все, кто принял Иисусову Весть о Царстве). Иисус призывал к новой и шокирующей неверности семье по плоти, которую знали его слушатели, и к полной верности и преданности самому Иисусу и другим людям, следующим за ним. Сразу вспоминаются кумраниты.