Иисус и победа Бога

Эта параллель хорошо выявляет символический аспект: перед нами богословие Остатка, возвращения из плена. Вместо генеалогий, которые некогда выделяли возвратившихся[1543], символом идентичности для обновленного народа будут сам Иисус и его Весть о Царстве. Когда Иисус сказал ученику: «Предоставь мертвым погребать своих мертвецов», — альтернативой было: «Иди, благовествуй Царство Божие»[1544]. Иисус и его Весть о Царстве важнее даже самых строгих из обычных символических обязанностей. Возьмем, например, призвание Двенадцати. Языком гораздо более понятным, чем греческий или арамейский, оно говорит: здесь ГОСПОДЬ наконец восстанавливает Свой израильский народ[1545]. Это была восстановленная и переосмысленная семья.

Более того, новая семья в принципе открыта для всех. Земля и семья подвергались переосмыслению в обетовании о том, что эсхатологическое благословение распространится далеко за традиционные пределы. Как предрекали пророки, многие придут с востока и запада и воссядут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Божьем. И когда Иисус переосмыслил понятие обновленного Израиля, путь к этому был открыт. Интересно однако, что евангелисты, явно целиком одобрявшие миссию к народам, не стали придумывать событий в жизни Иисуса, где Иисус действовал бы в подобном духе. Рассказы о встречах Иисуса с язычниками немногочисленны и таинственны, а потому имеют все шансы оказаться достоверными [1546]

Новую семью отличала и выделяла одна из самых известных особенностей служения Иисуса: братские трапезы, открытые для всех, кто разделял его программу и хотел связать себя с его движением Царства[1547]. Недавно некоторые ученые усомнились, что Иисус и впрямь включал в свое окружение мытарей и прочих личностей с плохой репутацией. Но это точка зрения меньшинства, и ее можно спокойно отбросить[1548]. Согласно общему консенсусу, трапезы с «грешниками» — одна из наиболее характерных, поразительных и регулярных черт деятельности Иисуса[1549]. Конечно, будь эти трапезы только его частной инициативой, никакого значения они бы не имели. Но они обретали глубоко символический смысл в контексте утверждения Иисуса (в деятельности и рассказе), что он полагает начало долгожданному Царству. Вот почему они спровоцировали такое количество споров. Иисус праздновал мессианский пир, — но не с тем, с кем надо.

Иисус создал новый символ, вобравший в себя символику семьи и народа, характерную для большинства израильтян. Новые семейные узы составляла верность самому Иисусу. Она была важнее всех других уз. В этом свете легче понять следующие два символа.

(iv) Переосмысленная Тора

Переосмыслению понятий «народ» и «семья» сопутствовало созвучное ему переосмысление Торы. Это очень большая тема, но суть сформулировать легко. Тора определяла Израиль: в частности, «дела Торы» были символической деятельностью (praxis), своего рода знаками отличия, демонстрировавшими благочестивым евреям и их соседям, что они и в самом деле народ Завета.

Для Иисуса же символической деятельностью (praxis), выделявшей его учеников, то есть своего рода (переосмысленной) Торой, была Нагорная проповедь[1550]. Люди, возвратившиеся из плена, которые сами обрели «милость» и «прощение» как народ Иисусов, должны были отныне демонстрировать эти «милость» и «прощение» в новых семейных отношениях. Прощение — средоточие символической деятельности переосмысленного Израиля[1551].

(v) Восстановленный Храм

Не приходится удивляться тому, что все эти переосмысленные символы сходятся в Иисусовой альтернативной символике Храма. Об этом говорит целый ряд преданий, на которых мы остановимся чуть подробнее.

Грубо говоря, Храм был для Иудеи тем, чем Тора была для Галилеи. Это на уровне символики, организующей еврейскую жизнь. Верность Храму в Иудее была отчасти параллельна верности Торе в Галилее. До 70 года Храм фактически оттеснял Тору на второе, подчиненное место.

Поэтому в символическом плане действия и слова Иисуса в Храме отчасти подобны его действиям и словам в отношении Торы. В обоих случаях наблюдается следующая картина:

• Иисус не отрицает, что эти установления хороши, даны Богом и должны быть почитаемы.

• Иисус утверждает, что роль этих установлений отныне умаляется.

• Иисус выдвигает обвинение: эти установления действуют деструктивным для связанных с ними людей образом; они действуют не так, как этого хочет ГОСПОДЬ (это типичная критика иудаизма изнутри, особенно характерная для I века.)

Иными словами, Сандерс прав, подчеркивая, что в обоих случаях ключевую роль играла убежденность Иисуса в наступлении эсхатона. Однако он не прав, умаляя роль критики Иисуса в адрес современников и символов, выражавших и подчеркивавших их понимание еврейского мировоззрения. Между тем случай в Храме позволяет лучше понять и предыдущие символические действия Иисуса.