Иисус достоин аплодисментов

— Лиля, — приятно произнесла она.

— Федя, — представился он, и, без спросу, поцеловал Лиле руку.

— Вот и познакомились, — не смутившись, и, даже озорно сказала Лиля. Сингапур повторно поцеловал ей руку. И словно опомнившись:

— Проходите, что вы в дверях-то.

Переобувшись, девушки прошли в зал, сели в кресла.

— Как интересно, — произнесла Лиля, оглядываясь. — Первый раз у художника.

— Я же говорила тебе, — напомнила Алина, — он хороший, и художник еще.

— Здóрово!

— Мы взяли вино, — вспомнила Алина, — штопор нужен.

— Проблем нет. — Через минуту Сингапур уже вернулся из кухни с откупоренными двумя бутылками красного вина.

— Ну что, девчонки, по маленькой, — он наполнил вином стаканы.

— У тебя магнитофон работает? — спросила Алина, удобно сидя в кресле и очень красиво держа стакан, обхватив его снизу своей маленькой пухленькой ладошкой.

Единственное, что было у Сингапура подходящего к такому случаю — Патрисия Касс, ее он и поставил.

— Ну, за знакомство, — сказал он, высоко подняв стакан.

— Нет-нет-нет. За хозяина первый тост за хозяина. За художника, — польстила Лиля.

— Ну, рассказывай, — произнес Сингапур, когда уже все дежурные тосты были выпиты и все сидели в молчаливом созерцании, не зная о чем говорить дальше.

— А что рассказывать, — Алина сразу погрустнела.

— Дура она, вот кто, — оживилась Лиля, — Я ей сразу говорила, не хрена с ним возиться. Он от нее, дуры гуляет, а она только и знает — в подушку плакать. — Она торопливо закурила. — Вот мой кобель гуляет, но деньги домой приносит. Да и вообще. А у нее — сразу разводиться.

— У тебя видишь как, побесится, побесится и домой. А мой же так не может. Он, если встречается, то уже серьезно. Да и эта стерва, знает, что у нас ребенок, а ведь все равно крутит им как хочет. — Она замолчала. Долго все сидели молча.

— Федя, а что ты все один живешь? — Алина нежно посмотрела на него.

— Зачем мне это? — риторически ответил он.

Сквозь стакан Алина загадочно посмотрела на него и сказала тихо. — Одиноко ведь.

И вторя ей, тихо и вкрадчиво, Сингапур с привычно-льстивой, приятной женскому слуху ложью, говорил то, что хотела слышать Алина:

— Я один, но это не значит, что я одинок. У меня есть живопись. К тому же, я не хочу связывать себя как-либо с женщиной. Привыкну, влюблюсь, а она потом возьмет и бросит меня. Нет, я люблю женщин. Но женщина для меня как друг. Я боготворю женщину. Женщину нельзя не боготворить. Мне гораздо интереснее слушать женщину, разговаривать с ней, чувствовать ее душу. Что такое плотское наслаждение — ничто по сравнению с душой. Для меня гораздо важнее почувствовать женщину, стать ее частью…

— Налей мне еще, — вдохновенно попросила Алина.

— Мне хватит, — Лиля прикрыла свой стакан ладошкой.

Алина взяла Сингапура за руку.

— Я знала, что ты хороший. С тобой хорошо. Ты не такой, как все эти кобели.

— Я же говорю — я боготворю женщину, — он высвободил руку и поднял стакан. — Девчонки, давайте не будем о грустном, давайте выпьем, напьемся вдрызг и забудем хоть на чуть-чуть обо всех этих гадостях.

— Нет, я сейчас выпью и пойду, у меня немножко есть, — и Лиля показала свой стакан. — А то уже поздно.

— Ну Лиличка, — попросила Алина, — ну посиди еще.

— Нет, Алина, мне идти нужно. — Лиля поднялась. — Хочешь, вместе пойдем.

— Не-а, — Алина помотала головой, — я здесь останусь. — Помолчала и добавила. — Лиля, может, ты останешься?

— Действительно, Лиль, оставайся, — для формы предложил и Сингапур.

— Нет, нет и еще раз нет. Правда, мне нужно идти.

Когда они остались вдвоем, голос Сингапура стал еще нежнее:

— Ну что ж, Алиночка, пойдем, добьем этого змия зеленого и напьемся вдрызг.

Она, в порыве, прижалась к нему:

— Хорошо с тобой, Федечка. И, правда, давай напьемся.

…Алина лежала под одеялом, Сингапур сидел рядом и курил, наблюдая за освещенным окном соседнего дома.

Прислонившись щекой к его спине, она заговорила, так грустно, так печально:

— Почему всё так? Мы, прежде чем, с мужем год целый ходили. А сейчас… так всё сразу. У тебя много было женщин?

— Почему ты спрашиваешь? — произнес он, не отводя взгляда от освещенного окна. Там, в окне кухни, молодая девушка, в чем мать родила, смотрела за окно, прислонившись лбом к стеклу, не потрудившись, даже свет погасить.

— Почему спрашиваю? Не знаю. Ты у меня второй.

Сингапур затушил сигарету, повернулся к Алине, поцеловал ее в лобик.

— Время еще не позднее, тебе не пора? В смысле… к ребенку или, ну там… — он запутался. Улыбнулся виновато.

— Как же? — Алина недоуменно посмотрела на него. — Ты же говорил, что тебе хорошо со мной. — Вдруг, как будто сделав для себя страшное открытие. — Ты просто воспользовался мной, да?!

— Ну что ты, — успокоил он, — я просто очень сильно устал… и… мне скоро уходить, — прибавил он нелепо, и еще: — Ведь поздно; у тебя там муж…

— Ты воспользовался мною. Ты просто мною воспользовался, — она, со слезой посмотрела на него. — Но ты же знал, что я замужем. Ты воспользовался моей слабостью.

— Бог ты мой, это уже сериал, ты так не думаешь? — раздраженно, и с какой-то виноватостью в голосе, сказал он, заставив себя усмехнуться.