Иисус для неверующих. Основатель христианства без мифов, легенд и церковных доктрин

Само собой разумеется, рассказ о Вознесении – не историчен. До небес не долететь: застрянешь на орбите или, если одолеешь силу земной гравитации, будешь дрейфовать в бесконечности космического пространства.

Когда мы ищем еврейские прообразы истории вознесения Иисуса, наше внимание снова привлекает уже знакомый нам цикл рассказов об Илии и Елисее. Илия тоже вознесся на небеса и даровал свой дух ученику и преемнику. Внимательное чтение этого рассказа показывает: Лука, создавая свое повествование о вознесении Иисуса, просто усилил предание об Илии (4 Цар 2).

Илия нуждался в огненной колеснице, запряженной волшебными огненными конями, чтобы подняться вверх, – в чем ему также помог посланный свыше вихрь, унесший его в небо. Иисус, новый Илия, возносится сам. Илия изливает двойную долю своего колоссального, но все же человеческого духа на единственного ученика, Елисея. Иисус изливает Святой Дух Божий на собравшуюся христианскую общину, и его хватит отныне и на все века. Лука берет огненную колесницу Илии и превращает ее в «разделяющиеся языки, как бы огненные», «почившие» на головах учеников, но не обжигающие их; он берет вихрь из рассказа о вознесении Илии и превращает его в «шум, как бы от несущегося сильного ветра», наполнивший собой горницу. То, о чем мы здесь читаем, никогда не свершалось в истории. Автор Евангелия рисует образ, заимствованный из еврейской Библии с тем, чтобы представить опыт Иисуса как приглашение к единению с Богом, и использует при создании этого образа единственный язык в его распоряжении – величественный язык его религиозной традиции.

Нам следует признать: даже в самом центре нашей христианской веры стоит некое событие такой глубины и мощи, что оно полностью преобразило нашу жизнь – но наш язык бессилен его охватить в полной мере. Буквальное восприятие Пасхи стало характерной ересью традиционного протестантизма и католичества, и на место преображающего таинства явились пропозициональные истины, которые ни один человек XXI века принять не может.

История Иисуса, в том числе и рассказ о Воскресении – приглашение выйти за пределы человеческих ограничений и вступить в сферу Бога, который находится не на небесах, а скорее обретается в глубине человеческого существования. Чтобы постигнуть историю христианства, нам нужны открытые глаза, чтобы видеть то, что недоступно глазу, и открытые уши, чтобы слышать музыку, выходящую далеко за рамки диапазона человеческого восприятия. Тогда наши уста откроются в восторженном крике, и сама жизнь будет шириться до тех пор, пока над ней не утратят власть оковы смерти. Здесь начинается путь, который предлагает нам христианская вера. Здесь мы снова слышим призыв Иисуса: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я упокою вас» (Мф 11:38) – и его обетование: «Я пришел, чтобы жизнь имели, и в избытке имели» (Ин 10:10).

Первый этап нашего путешествия в историю веры – выявление искажений в нашем взгляде на историю Иисуса, – теперь завершен. Вековой буквализм, приведший к ее неверному толкованию, разбит вдребезги. Осколки лежат перед нами, и даже страшно от того, насколько их много. Иисус появился на свет, как все люди. Он родился в Назарете. Его мать не была воплощением девственной чистоты. Его земной отец Иосиф – не более чем литературный образ. Собственная семья считала его безумцем. У него, судя по всему, никогда не было двенадцати апостолов. Среди его учеников были и мужчины, и женщины. Он не повелевал природой. Он не возвращал в прямом смысле зрение слепым, слух глухим и здоровье паралитикам и недужным. Он не воскрешал мертвых. Не было никакой стилизованной Тайной Вечери, на которой хлеб был отождествлен с его изувеченным телом, а вино – с пролитой им кровью, как символы последнего пророчества о его смерти. Не было никакого предательства. И в его смерти не было ничего романтического – ни насмешек толпы, ни тернового венца, ни последних слов на кресте, ни разбойников, ни крика «Жажду!», ни тьмы в полдень. Не было никакой гробницы, никакого Иосифа из Аримафеи, никакого землетрясения, никакого ангела, отвалившего камень от входа. Не было ни воскресшего тела, восставшего из могилы в третий день, ни прикосновения к ранам. Он не открывал тайны Священного Писания. И, наконец, не было никакого вознесения на небеса за пределы видимого неба.

В самом центре нашей христианской веры стоит некое событие такой глубины и мощи, что оно полностью преобразило нашу жизнь, – но наш язык бессилен его охватить