Игры мудрецов

Все мудрецы непредсказуемы, но единичка в острой фазе кризиса похожа на действующий вулкан. Даже, если кажется, что он успокоился, это не правда. За искрами и столбом пепла из кратера всегда будет взрыв и потоки магмы, сметающие все на своем пути. И сделать что-то сложно. Обратно в карцер психиатрической клиники я Мемори не отдам.

Решение не изменилось.

— О ней я и хочу поговорить, — хмурится Флавий, заходя в лифт и нажимая на кнопки. — Три дня только ее имя и слышу. Поселили в гражданскую квартиру — сначала потоп устроила, потом пожар. Перевели в гостиницу при генеральном штабе — разделась и голая ходила по коридорам. Сегодня у меня ночевала, глаз с нее не спускал. Не знаю, как умудрилась разбить вазу и порезаться, что рану зашивать пришлось.

Старательно прячу улыбку, хотя под маской ее и так не видно. В кризисе мы сами не ведаем, что творим. Мир рассыпается на осколки.

Собираешь его, складываешь кое-как, а части не стыкуются и теряются, зияя дырами в сознании. Думаешь одно, видишь другое, делаешь третье. Не удивлюсь, если Мемори в гостинице разделась и пошла в душ, но забыла, в каком он номере. Или вообразила себя невидимкой, раз все ее старательно игнорировали. Она ведь не признается, а я истинный мотив другого мудреца никогда не угадаю.

— Переругалась со всеми, — продолжает Флавий. — Эмпат встает и уходит, как только она появляется. Избиратель на ней какие-то психологические приемы отрабатывает. Сначала пытался сбить с порыва вывалить на публику его прошлое, а теперь молчит и делает вид, что Мемори не существует. Даже Поэтесса не выдержала, хотя с самого начала относилась к ней лучше всех. Мемори абсолютно асоциальна. Я не знаю, что с ней делать.

Капитан выговаривается и замолкает. Понимаю, что дело уже не только в открывшихся способностях, мешающих мудрецу жить. Она впустила в себя хаос и потакает ему. Ее пытались не трогать и терпеть ее выходки, но только раззадорили сильнее. А был ли другой способ? Я напрягаю скованное отеком горло и хриплю:

— Что лечащий сказал? Как ее успокаивали?

— Музыкой и танцами. Излишек агрессии выходил. Ставили в карцер динамик и включали погромче. Она больше прыгала, чем танцевала, пока не падала от усталости. На пару дней хватало. Мы пробовали тоже. Разбила аппаратуру.

Лифт останавливается на этаже и капитан замолкает. Могу его понять. Генеральный штаб не место для социопатов, а Флавий не обязан жить с психически неуравновешенной женщиной. Эмпат может и написал заключение, поддавшись эмоциям, но в целом был прав, говоря о крайней нестабильности Мемори. За несколько шагов до кабинета задаю последний вопрос:

— Ее вовлекали в работу? Она хоть чем-нибудь интересуется?

— Нет, — качает головой Флавий. — Ее так много, а по сути, нет совсем.

Стоим вдвоем у стеклянной перегородки в мой бывший кабинет. На матовой белизне отражение капитана совсем бледное, а рядом я черной тенью за спиной. Флавий — правитель-единичка. Чувство долга уже гложет, а справляться с ним пока не умеет. Хочу пообещать, что найду решение, но боюсь солгать.

— Я поговорю с ней, но мне нужна помощь, — хриплю в ответ и морщусь от того, что нужно сделать. — Пара крепких рядовых, чтобы удержали ее, если бросится. Увидит мое прошлое и о затее с Медиумом можно забыть.

— Согласен, держать нужно.

— Она здесь?

— Да, спит на диване. Пришлось накачать снотворным, чтобы зашить ногу. Заходим?

Флавий кладет ладонь на ручку двери, но я испуганно мотаю головой. Не готова еще. Пока ехали в лифте, о Мемори думала, а не о том, как выйду к мудрецам. Это не любительский спектакль на образовательных курсах, здесь не станут аплодировать в поддержку, если постановка провалится. Не имею права на ошибку. Жарко в комбинезоне, рубашка липнет к телу, дышу ровно, стараясь унять сердцебиение. Тиберию остро не хватает генеральской выдержки. Его осанки, походки, манеры держаться.

Бездна, я помню, как он сидит, но смогу ли сесть так же без скованности или нарочитости? Нельзя было на первую встречу иди самой! Как потом Наилий наденет маску? Но поздно дергаться, поднимаю подбородок и киваю. Готова.

Капитан открывает дверь и входит первым. Все мудрецы, кроме Конспиролога, здесь. Стоят, сидят и прохаживаются у моего рабочего стояла, а на диване в коротком платье, едва прикрывающем бедра, спит Мемори. На голове детская шапка с длинными лентами вместо завязок. Порезанная осколком нога заклеена пластырем. Избиратель рядом на стуле для посетителей. Совсем не брился после клиники. На голове пробивается ежик волос, а борода стала еще гуще. Взгляд из-под бровей тяжелый и настороженный. Я запомнила мудреца пылким и любопытным, а сейчас будто вижу узника на допросе.