Игры мудрецов

Самой не легче. Переступаю через порог, и словно упираюсь в невидимую стену. Мудрецы, как призраки из прошлой жизни. Холодные, бледные, равнодушные. Даже звонкая и всегда счастливая Диана не поднимает глаз, кутаясь в палантин. Стискиваю зубы и пережидаю волну дрожи. Мотылек умерла, а с Тиберием мудрец Поэтесса незнакома. Мы чужие друг другу и худшее, что я могу сделать — пытаться заново завести дружбу. Каким по счету станет обман? Пусть лучше избегает меня.

— Мудрецы, дарисса, — говорит Флавий, выйдя в центр кабинета, — как обещал, привел к вам Медиума. Тиберий, знакомься: Избиратель, Эмпат, Поэтесса.

Мужчины коротко кивают, повторяя мое новое прозвище, а Диана вскидывает голову. На мгновение кажется, что видит меня через военную форму и вязаную маску. Сейчас нахмурится, тряхнет кудряшками и строго спросит: «Мотылек, где ты была? Зачем притворилась мертвой?». Сквозняком тянет по спине, руки холодеют так, будто я настоящая лежу в саркофаге и касаюсь пальцами хрупких лепестков эдельвейсов. Никогда не забуду, как Публий подхватил падающую Диану и увел из атриума. Теперь я снова рядом под той же маской и буду лгать дальше.

— Ме-ди-ум, — тянет по слогам Поэтесса, — предсказанная тройка.

Подходит ближе, легко ступая по ковролину, и я подчиняюсь порыву. Протягиваю руку ладонью вверх привычным для мужчин жестом. Поцелуй вежливости. Диана колеблется, но все же вкладывает трепещущие пальцы в мою ладонь. Сжимаю слегка и чувствую, какие холодные. От запястья тонкий аромат парфюма. Сладость, смешанная с пряностями. Наклоняюсь коснуться губами и слышу шепот:

— Из-за вас умерла Мотылек.

Тихо и ровно, будто разговор о погоде за окном, а через прикосновения рук по коже покалыванием электричества чужая, не выстраданная боль. Тиберий не должен промолчать, и я отвечаю, с трудом выталкивая слова:

— Мне жаль. Я не был знаком с дариссой, но соболезную вашему горю. Поэтесса забирает руку и возвращается к столу. Только теперь я замечаю гипнотический блеск в глазах Эмпата. Мудрец успел пододвинуть стул и сесть ближе. Пил и ел чужие эмоции, прикрыв глаза от удовольствия. Наверное, так выглядел бы Юрао, окажись он в физической оболочке. Эмпат был одним из немногих, кто умел забирать энергию, а не только отдавать ее.

— Говоришь, не был знаком, — задумчиво тянет слова мудрец, — а вина настоялась на раскаянии лучше забытого в кладовке отвара.

Еще не паникую, но близка к этому. Обманывать тех, кто видит тебя насквозь — безумие. Давлю страх и мысленно желаю Эмпату поперхнуться. Не обязана объясняться, что бы он ни разглядел в эмоциях.

— Мы нашли Тиберия два дня назад, — вступается за меня Флавий. — Я рассказал обо всех пророчествах именно для того, чтобы не искались причинно-следственные связи. Судьба слепа…

— …а бездна безразлична, — заканчивает поговорку Поэтесса и отворачивается.

— Хватит уже, — цедит сквозь зубы Избиратель, — мальчишка только из психушки вышел, а вы ему тут филиал устроили. Пророчества, подозрения. Давайте еще все подойдем и потрогаем. Прошлое расскажем, будущее откроем, в кишках покопаемся, чтобы развернулся и сбежал, не оглядываясь. Ты извини нас, Медиум, издергались с беспокойной соседкой. Видишь, спит? — Мудрец выразительно кивает на Мемори и продолжает. — Милая, когда тихая, но это ненадолго. Сейчас лекарство отпустит, и концерт пойдет по десятому кругу. Расскажи пока, почему Медиумом назвали. С духами общаешься?

Зовет сесть рядом, и я послушно иду. Не скоро Тиберий оправится от шока, что он теперь мудрец, еще и тройка, а эти странные цзы’дарийцы ему почти семья. Хриплю из-под маски старым ржавым дроном, рассказывая об Инсуме. Мудрецы, притихнув, слушают о парах действующих сил, Истинных. Я молчу о паразите, питающемся похотью, кошмарах и подселенце по имени Лех. То, что было у Мотылька, умерло вместе с ней.

— Занятно, — кивает Эмпат. — Духов видишь?

— Нет, только слышу. Иногда эмоции чувствую.

— Как? Какие? — оживляется мудрец и вытягивает вопросами остальное вплоть до истории, что духи живут в нервном сплетении и могут разбудить, устроив спазм. Разговор съезжает на других мудрецов, и мы болтаем, пока Мемори не начинает ворочаться во сне.

— О-о-о, — вздыхает Эмпат, — все, я пошел. Капитан Прим, до созвона.

Кивает нам всем по очереди и убегает. Поэтесса уходит следом, попросив разрешения поработать с предсказаниями дома. Избиратель тоже встает, но я торопливо говорю ему в спину:

— А можно вопрос?

Мудрец цокает языком и косится на Мемори. Ходячая катастрофа безмятежно спит, как ребенок, приоткрыв рот. Моложе меня. С щек еще не ушла припухлость и грудь едва намечается под платьем. Предчувствую, что в ее сценах всего поровну поровну: кризиса, подросткового буйства гормонов и желания навязать свои правила. Чем громче кричишь, тем шире вокруг тебя пространство. Насидевшись в психиатрической клинике, первое, чего хочется — свободы. — Давай свой вопрос, — кивает Избиратель, — постараюсь успеть.