Игры мудрецов

Стены небольшой комнаты выглядят, как сплошная телевизионная панель, разделенная на секторы. В каждой ячейке изображение с камеры наблюдения, а внизу смонтирован пульт с широким сенсорным полем ввода данных. Оно тут же гаснет, стоит лысому стервятнику нажать на кнопку. Подглядывал за голыми женщинами? Или доносы перечитывал?

— Майор Рэм, — вслед за генералом приветствую главу службы безопасности, но он даже не смотрит на меня. Хорошо. Значит, война продолжается. Наилий выдвигает из-под пульта низкий табурет и взглядом приказывает мне садиться.

— Рэм, где Флавий?

— Уже идет, Ваше Превосходство.

— Хорошо, включай камеры.

Места не так много и пока я забиваюсь в угол, поджимая ноги, мужчины увлеченно вглядываются в панель. Три центральные ячейки показывают аскетично обставленную городскую квартиру. Спальня с аккуратно заправленной кроватью, темную прихожую с форменными куртками на вешалке и гостиную. Через огромное окно во всю стену щедро льется утренний свет. Легкие занавески колышутся от сквозняка, касаясь подлокотника белого дивана. Перед ним расстелен пушистый ковер оттенка мятной конфеты, а на стенах черно-белые фотографии Равэнны. Догадываюсь, что это квартира Флавия, раз уж забрал к себе Мемори из гостиницы.

— И где она? — спрашивает Наилий.

— Еще кабинет и кухня, — бормочет Рэм, водя пальцами по сенсорному полю.

В соседних ячейках меняется изображение, но и в этих комнатах пусто. Еще не паникую, но сажусь так близко, что край пульта врезается в живот. С мудреца-единички станется спрятаться в шкафу, потому что там уютнее. Или лечь спать под кровать, чтобы ночные кошмары не добрались. Всматриваюсь, не мелькнет ли где темный силуэт или край одежды, а Рэм со словами: «И последняя», включает шестую ячейку.

Снова огромное окно, но стекло матовое. На фоне темно-синего отделочного гранита белые шкафы, раковина и ванная на возвышении. Там в бирюзовой воде с наушниками в ушах лежит Мемори, закинув ноги на борт ванной. Над гладью воды возвышаются едва оформившиеся груди с темными ореолами сосков. Мудрецу явно плевать на камеру, иначе она бы пеной прикрылась.

— Зачем в ванной камера? — строго спрашивает Наилий.

Я жду, что у лысого стервятника хотя бы кончики ушей покраснеют или вспотеет лысина, но майор холодно и совершенно невозмутимо отвечает:

— А если вены вскрыть решит? Как мы об этом должны догадаться?

— И давно догадываетесь? — хмурится генерал, но под его тяжелым взглядом майор отвечает с непрошибаемым спокойствием:

— Сразу как вселилась. Не волнуйтесь, Ваше Превосходство, видеозаписи дальше пульта не уходят. Да и нечего там у девицы разглядывать.

Зато краснею я и радуюсь, что под маской не заметно. Может, Мемори и наплевать, а мне неприятно. Границ личной жизни для таких, как Рэм, не существует, и дело не в профессии.

— Выключай, — коротко распоряжается Наилий, а в дверь стучат.

Рэм гасит ячейку и открывает замок с пульта. В комнате появляется капитан Прим. Спокойнее и радостнее Флавий за это время не стал. Обменявшись приветствиями, замирает на время, взволнованно рассматривая изображение из собственной квартиры.

— Где она?

— Моется в ванной, — чеканит Рэм, разворачиваясь на стуле. — Я же просил убрать с кухни все ножи, чем она сегодня утром яблоко чистила?

— Виноват, майор Рэм, — опускает взгляд Флавий. — Но зачем с ней совсем как… с больной? Она вполне адекватна. Временами.

Говорит капитан тихо и смотрит в пол, будто лично виноват в поведении подопечной. Чувство долга всегда казалось мне неуправляемым зверем, терзающим добычу до последнего вздоха, но есть еще что-то в лихорадочном блеске глаз Флавия. В том, как он поджимает губы и оглядывается на телевизионную панель, где в гостиную из ванны выходит Мемори. Плотнее запахивает полотенце и ложится на диван, задрав на спинку стройные ноги в капельках воды. Пропускаю через себя облако привязок и нахожу зеленую нить. Тонкую, как паутина. Слишком слабая симпатия, чтобы Флавий или Мемори ее почувствовали, но покоя уже не дает. А рядом фиолетовая привязка покровительства гораздо толще и серьезнее. Смещаюсь дальше и нахожу потускневшую красную привязку к сестре. Все же добился ее мужчина своего и прекратил контакты с братом. Может быть, потребность Флавия о ком-то заботиться нашла новый объект? Тогда не совершаю ли я ошибку, возвращая Мемори в клинику? Жаль превращать капитана в няньку для неразумной единички в кризисе, но вдруг он сам не против?

— Капитан Прим, а последняя вспышка у нее когда была? — задаю вопрос, но вместо Флавия отвечает майор Рэм.

— Утром уже после отъезда Прима на работу. Разбила пятнадцать тарелок, семь стаканов, металась по кухне и вопила что-то нечленораздельное. Потом села на пол и, как ни в чем не бывало, ела яблоки. Я себя тут, как в зоологическом саду, чувствую, наблюдая за жизнью диких животных.

— Майор Рэм, — дергается Флавий, — мы говорим о живой цзы’дарийке!

— Разумеется, — хрипло шелестит в ответ лысый стервятник и прищуривается, — место которой не в квартире, а среди ей подобных в комнате с мягкими стенами.