Игра в игру

Женщина для мужчины из цветника – просто скво, самый красивый цветок цветника; для меня же – спасение от понимания. Когда приходит понимание, женщина становится больше, чем женщина.

Получается, что мое счастье состоит из двух частей, из двух половинок, из двух полушарий. И этого я никому не объясню. Вот нажил себе проблемку. Это уже даже не «горе от ума», потому что и «горе от ума» они понимают по-своему: их ум и их горе делают их счастливыми.

Моя проблема – это понимание, несовместимое с жизнью. Людей, подобных себе, – я просто не знаю. Доигрался, блин.

Приятно было с Вами побеседовать, W.C.. Но я так и не услышал внятных возражений. Что-то после грозы на поле Вы стали неразговорчивы.

Или это были не Вы?

Глава 9. Маша

Порядок, как известно, бьет класс. Так вот сейчас я продемонстрирую вам класс. Не ищите в моем повествовании логики порядка, ибо это больше, чем порядок: это класс.

Я расскажу вам о Маше, что является нелогичным во многих, если не во всех, отношениях. Близко к абсурду. Как говаривали в старину, quid hoc ad Iphicli boves? Какое отношение это имеет к быкам Ификла (между прочим, брату-близнецу Геракла)? Казалось бы, никакого. А я все равно расскажу.

Вы думаете, что делала Маша вблизи ратуши?

Конечно, ждала своего суженного. Собственно, она уже прибыла на свидание. А вот он отчего-то запаздывал (как потом выяснилось, по исключительно уважительной причине; если бы он пришел на свидание, игнорируя свою выдуманную причину, он бы не заслуживал уважения). Вот почему Маша, преисполненная чувства собственного достоинства, а также злости на него, заставившего ее торчать возле ратуши на виду у всех, как дуру, легко откликнулась на слова случайного прохожего (это был я, с любовью в сердце торопившийся на свидание с Еленой):

– Здравствуйте. Меня зовут Геракл! Я счастлив!

– А меня зовут…

– Иола?

– Нет, вовсе не Иола. Не угадали.

– Но ведь не Деянира же…

– А вот тут вы правы. Деянира – это модная певица. Меня зовут Мария. И я убита горем.

– Я могу вам помочь?

Сострадание к симпатичной девице, по-моему, всегда украшает мужчину.

– Гусь свинье, извините, не товарищ. Вы счастливы, я нет. К тому же вы явно спешите к другой.

Умный мужчина должен ухаживать за умной женщиной так же, как и за полной дурой: в этом сказывается ум мужчины.

– Спешу. Но я не могу пройти мимо вас.

– Начнем знакомство с подлости и предательства?

– Нет, с честности. С дурацкой честности.

– Может, и мой Платон сейчас так же честен с кем-нибудь.

– Вряд ли. Кроме меня на это никто не способен.

– В ваши годы уже можно позволить себе быть честным. Извините. Платон мерзавец.

– Платон вам друг? У меня иногда возникает ощущение, что я живу в Элладе. Посмотрите на ратушу: колонны, портики, анфилады. Рядом Геракл. А тут еще Платон с Гермогеном на горизонте. Эгейского моря разве что не хватает. И Минотавра. Лернейская гидра ни к чему: я брезглив.

– Как вас зовут, честнейший Геракл?

В ответ я протянул ей паспорт.

Сначала Маша не хотела принимать меня как мужчину, который у нее уже отнят Судьбой. Это был девичий способ сопротивления неизбежному – способ столь же бессмысленный, сколь и необходимый для самоуважения. Но Судьба в каком-то смысле была на моей стороне. Во-первых, мне очень и очень помог Платон (он расклеился и повел себя не по-мужски, чем и весьма даже подтолкнул Машу в мои объятья); а во-вторых, я был по-юношески напорист и неотразим.

Через полгода я шептал Маше на ушко (в день ее рождения: ей исполнилось ровно девятнадцать лет):

– Боже мой, за что мне эти тонкие руки, мягкие, нежные сгибы на локтях, напоминающие ямочки, знаешь, какие ямочки («М-м-м…» – выразила нечто невыразимое Машенька)? да, да, а губы какие, закрой, нет, раскрой, нет, прикрой («М-м-м!»), а волосы мягкие («Чистые», – бессознательно, на автопилоте промямлила Маша), мне их схватить хочется в пучок, потом впиться в них, потом («М-м-м-м-м!»)…, а это что? грудь? нежная спелая грудь? это перси, персики мои сладкие, убери свои волосы и спрячь губы, не мешай мне, не мешай, ах, не мешай («М-м-м…»), почему ты так неудобно лежишь? неудобно, опять неудобно, неужели непонятно, что ноги надо вот так («Зачем ты все комментируешь, а, зачем, зачем?..»), а что нельзя? надо молчать? не могу молчать, не могу, не могу («А-а-а… М-м-м…»), а это что у нас? быть не может, розочка раскрылась, сама, sub rosa, а росы сколько, нет, нектара, ты не ладошкой закрывай мне губы, а губами своими, вот так, м-м-м, да, так, а-а-а («М-м-м!»), м-м-м-м-м-м-м-м… это что? не знаешь? и я не знаю, дай мне губы, губки, губошлепки, ой, какие славные, мягкие, где руки мои, которые твои, обними меня, вот так, да, персики, розочки… («М-м-м…)

Время остановилось. Это был первый звонок. Вам когда-нибудь удавалось остановить время? Вряд ли это искусство. Это большая удача. Возможно, счастье.