Орнели была… ну, не красивой, но хотя бы хорошенькой. Однокурсницы Алёхи, а до того одноклассницы, делились на две категории: одни вообще никак не ухаживали за внешностью – стриглись, ногти подпиливали, но и только, другие постоянно красились и вертели нечто невообразимое на голове. И брови, разумеется, ещё брови, в последние года два Алёха не знал, куда от бровей деваться. Он даже лиц этих крашеных девиц не запоминал, одни брови. У Орнели брови были… обычные, и она ничем бы не отличалась от тех девушек, которые не красились и на голове ничего не строили, но…
У неё было худенькое скуластое лицо, пухлые губы и огромные тёмные глаза. Как в аниме прямо, решил Алёха и, спохватившись, отвернулся, потому что он слуга и так таращиться на дочь барона ему точно не стоит. А волосы она то ли остригла перед тем, как ехать за отцом, то ли у них было так принято – короткая стрижка, каре, сказала бы мать. Под глазами Орнели залегли синие тени – она устала, вымоталась, но даже это её не портило.
Пожалуй, нет, Орнели была не хорошенькой. Она была самой красивой из тех, кого Алёха до сих пор знал.
Приняв это удивительное открытие, Алёха напомнил себе, что оно ничего не меняет, а Орнели менее опасной не стала. Ни для него, ни для Беньки.
Завтрак кончился, они собрались – Бенька приказал Алёхе оставить арг на пороге сарая, – и снова тронулись в путь. Орнели и лошадь впереди, Бенька, Алёха и мерин сзади. И, так как давно уже рассвело, то они сразу углубились в лес. Там ехали верхом очень недолго – пришлось вести лошадей за собой, причём Алёха на этот раз, слезая с коня, все-таки свалился, чем немало повеселил и Беньку, и Орнели. Зато Бенька сам повёл мерина, и это с лихвой компенсировало Алёхе падение. Они нашли ручей – лошади пили долго и с удовольствием, затем пошли дальше. По дороге попались чьи-то крупные обглоданные кости, и Алёха сделал вид, что ничего не заметил, потому что ему очень захотелось дать деру в безопасное место.
Солнце вылезло из-за деревьев, они все шли, Орнели была молчалива и сосредоточена, и Бенька с Алёхой тоже молчали. Алёха все никак не мог выкинуть из головы кости, а о чем думал Бенька, ему было не очень и интересно.
Потом Орнели остановилась.
– Здесь, – сказала она очень тихо. – Давайте оставим тут лошадей.
Привязывать лошадей не стали, только Орнели руками помахала вокруг их ног. И мерин, и конь Орнели сразу нашли себе что пожрать, и Алёху они меньше всего волновали. Они в логове колдуна! И сейчас, если он сразу не обратит их в крыс или не сожрёт, вполне вероятно, что Алёха окажется прав. И нет в этом Онарише ничего опасного.
Идти «во Мрак», как выразилась Орнели, пришлось ещё с полчаса. Хотя никаких внешних отличий «Мрака» от всего остального не было. Такой же лес, такие же деревья, такие же кусты и непонятные мягкие травы. Полянка и дом появились неожиданно, будто из-под земли выпрыгнули, и все застыли, глядя вперёд.
Посмотреть, конечно, было на что… И сложно сказать, как нашли это место те, кто успел побывать здесь раньше, но что порезвились они от души – сомнений не возникало. Сломанный забор, разбитые горшки, какие-то тряпки болтались на деревце – белье, наверное, сохло. Опрокинут столик, забор почти повален, везде какая-то сушёная трава валяется и нет никого.
– Как же так? – потерянно спросил Бенька. – Онариш? – негромко позвал он. – Онариш, я… я от барона Ставиша. Со мной его дочь и мой слуга!
Тишина.
Орнели, сделав знак оставаться на месте, подошла ближе к дому, отважилась заглянуть внутрь. Даже взошла на крылечко, хотя могла бы и через окно посмотреть, повернулась, покачала головой.
– Его здесь нет.
Выходит, все это зря, сокрушённо подумал Алёха. Опять кубик выдал не те очки, опять они вернулись в начало поля. Печально…
Послышался какой-то странный звук – не то скрип, не то клёкот, и на остатки забора уселась птичка. Небольшая, с красивыми яркими крылышками. Алёха посмотрел на неё, она – на Алёху.
– Может быть, Онариш… Что-то сделал, – предположил Бенька. – И тогда его как колдуна…
– Что? – спросил Алёха, а Орнели печально усмехнулась:
– Ничего. Сожгли.
Глава двадцать первая
Птичка – где-то Алёха подобную видел, точно видел! – вдруг взмахнула крыльями и будто захохотала, раскатисто и очень громко. Алёха от неожиданности аж подпрыгнул: ничего себе тут птички поют! Вот так услышишь спросонья – заикаться будешь потом всю жизнь. Бенька вздрогнул, а Орнели неприязненно на птицу покосилась.
– И что теперь делать? – то ли спросила, то ли проговорила Орнели задумчиво и чуть-чуть растерянно. Впрочем, Алёхе показалось, что она испытала нечто вроде облегчения.
Птица перестала хохотать и запрыгала по забору – туда-сюда, искоса глядя на людей тёмным блестящим глазом.
– Не знаю, – убито отозвался Бенька. – Я думал, Онариш поможет… А если его сожгли…
– Прямо тут? – раздался высокий и хриплый голос. Алёха нервно заозирался, однако никого, кроме Орнели и Беньки, не обнаружил. А голос продолжил: – И пепел с собой забрали?
Птица говорящая? Алёха тупо заморгал. Или системный блок глюков слегка перегрелся?