Игра на одевание

– Зато понятно, где он живет, – задумался Брадвин. – Все вертится вокруг вашего университета, Анна Игоревна. Вокзал, Сенной рынок, «Читай-город»…

– Агеенко нашли в Заводском, – покачал головой Юдин.

– Возможно, для первого убийства он выбрал место подальше от жилья, – предположил Гуров. – Или не такое памятное. Как годы учебы, например. Это не может быть бывший студент вашего факультета, Анна Игоревна?

– Я тоже к этому склоняюсь. Потому что дальше языковая игра будет еще сложнее.

Она подошла к фотографии Кати Мельниковой:

– У девушки нет волос, а руки лежат так, будто она сама их вырвала.

– Рвет на себе волосы? – спросил Брадвин.

– Верно. И фразеологизма уже два.

– А расстояние между убийствами сократилось, – заметил Гуров.

– Да, – согласилась Миль. – Усложнение языковой игры и эскалация насилия. Здесь, – она указала на привязанную к столбам обелиска Аллу Сосновскую, – рука поднята к птицам, как будто девушка их считает.

– Считать ворон? – поморщился Юдин.

– Журавлей, – поправил Брадвин.

– И то и то работает. Ведь лучше синица в руках…

– Чем журавль в небе, – закончил Гуров.

– Иначе, – Юдин указал на смертельную травму Аллы, – свернешь шею.

– С Сашей, – Анна печально подошла к фото погибшей ученицы, – все еще сложнее. Здесь языковая игра многоуровневая. Она, – Миль показала на вывернутые руки и локоть во рту жертвы, – заламывает руки, кусает локти и – обратите внимание, куда тянется вторая рука – хватается за голову.

В комнате повисла зловещая тишина.

– Важно, что фразеологизмы, которые воплощает Остряк, в основном связаны с состоянием истерики, переживанием неудачи, растерянности.

– Это то, что у него внутри, – почесал подбородок Брадвин.

– И то, как он видит женщину. – Гуров достал из папки еще одно фото. – А что об этом скажете? – Сыщик повесил на доску фотографию пожилой пациентки из Саратовской областной психиатрической больницы Святой Софии. – К ней приезжала эта жертва. – Он показал на фото Вороновой. – Составляла при ней слова и кроссворды. Врач говорит: пациентка была нема из-за отрезанного языка, но ей нравилось наблюдать, как разгадывают кроссворды, слушать стихи.

– «Отрезать язык» тоже устойчивое выражение. Как и «язык проглотить». А интересы этой несчастной выдают в ней мою коллегу, – пояснила Миль.

– Лингвиста?

– Скорее учителя русского языка и литературы. Школьных педагогов в равной степени интересует и то, и то.

– Вы говорили, что приемы языковой игры часто идут из семьи, – сказал Гуров. – Мать, которая преподает в школе, может заложить в сыне привычку такими каламбурами шутить?

– Даже будет поощрять, – Миль стало не по себе: она вспомнила, чему учила Соню, несмотря на опасения матери, – чтобы сделать речь ребенка более изысканной, а его самого – сообразительнее.

– Значит, – вступил Брадвин, – этот гад свою мать сначала удерживал в плену и пытал, а потом пробрался в клинику и убил?

– К гадалке не ходи, – сказал Гуров. – Интересно только, как о его матери узнала Воронова.

– Рассказал поди.

– А почему, – подал голос Юдин, – ее убийство так выделяется из остальных?

– Здесь как будто другая эстетика, – растерялась Миль. – Итальянский средневековый театр, – она, кивая, пролистала материалы Гурова, – с его пупи, технологией создания марионеток, и внезапно современный мультфильм. Это скорее игра с прецедентным текстом. Совершенно другая модель…

– Может, Воронову убил другой человек? – спросил Юдин. – Другой почерк, локация…

– А приезд Вороновой сюда, выходит, случайность? – Брадвин насупился.

– Может, это мама московского маньяка? – не унимался Юдин.

– Но тоже любителя языковых игр, да? – не удержавшись, вступил в перепалку Гуров.

– А Сашино платье нашли? – вдруг спросила Анна Игоревна, и мужчины одновременно повернулись в ее сторону. – Вика брала для ребят костюмы из ТЮЗа, чтобы они выглядели как герои Шекспира. В кофейне Саша была старшей дочерью Лира, отравительницей Гонерильей, женой герцога Олбанского. Просто, – она обернулась на магнитную доску, – у всех девушек этот Остряк что-то забрал. А что он взял у Саши? Ее рюкзак и пуховик же нашли с ней рядом. Может, для убийцы важны не только фразеологизмы, но и тема театра. Здесь, – она указала на Воронову, – грим и марионетка. Остальные места преступлений тоже выглядят как… какие-то безумные декорации!

– Тогда при чем тут шуты? – Гуров показал материалы, связанные с Панчем, Шико и Пеннивайзом. – Работа медиков однозначно указывает, что связь с ними существует.

– Конечно, – кивнула Миль. – Особенно с Панчем, ведь он из Англии. А значимый персонаж произведения английской литературы «Король Лир», чей костюм мы не выбрали, – это Шут. Остряк как бы сыграл его роль, использовав нас как марионеток в своем спектакле. У Шекспира Шут так и говорит о себе: «Я злой дурак – и в знак того ношу колпак».

Анна Игоревна взволнованно заходила по комнате.