Йерве из Асседо

Тенгиз не соврал насчет дешевой земли под ссуды на поселениях, правда, несколько лет пришлось жить в “караванах” – передвижных жестяных домишках, на желтых голых холмах с сухими колючими кустарниками и кое-где понатыканной палестинской фисташкой, где и прошло детство Эмиля. Далеко в низине под холмами зеленели арабские пардесы – фруктовые сады и оливковые плантации.

Жена была против поселений и устраивала высокоинтеллектуальные скандалы. Куда ей поселения? Вы же посмотрите на нее, дочь кишиневской интеллигенции, всю жизнь прожившую на бывшем проспекте Ленина, нынешнем – Штефана чел Маре, в этой глуши! На этих песках! Под этим палящим солнцепеком! В этих душных коробках! Но Фридман в кои веки жену не послушал, и в любом случае они же скоро уедут в Америку, пусть хоть какие-то знакомые лица будут рядом, пока не родится Эмиль.

Живот генеральши рос, а с ним и Эмиль. Лето сменилось зимой, дожди барабанили по жестяным коробкам, саженцы лимонов и гранатов на частных участках наливались соком и зеленью, пускали корни в желтые холмы. Подъемные краны и бульдозеры круглосуточно рыли желтую высохшую землю, закладывали фундаменты. В населенном пункте вырыли бассейн и залили водой.

Когда мы отсюда, к чертовой матери, уедем? Пусть Эмиль немного выгавкается, он же еще совсем хрупкий. Куда его забирать из яслей? Он же так привязан к воспитательницам. Он так хорошо говорит на иврите. Разве в Америке дети могут свободно бегать на улице, без присмотра старших? Пусть насладится свободой, дети должны познавать окружающий мир и природу на воле, а не сидеть взаперти.

Бюрократия в Израиле оказалась такой же, как и в американских службах в Италии, но разрешение на стройку частного дома все же пришло, как же от него теперь отказываться, после стольких усилий? Прибыль от продажи дома можно выручить немалую, Фридман всегда был практиком. Построим дом, продадим и уедем с деньгами.

А как же вся мебель? А машина? А новый холодильник и, главное, кондиционер? Время шло, а Америка была все дальше.

Однажды Семен Соломонович для очистки совести все же отправился в американское посольство. Статус беженцев оказался просроченным. Будущий командир мочалок тайно вздохнул с облегчением.

Вероника Львовна, услышав такие новости, легла на соломенный диванчик в саду под лимонным деревцем, накрылась простыней и неделю с мужем не разговаривала. Потом собрала лимоны, очистила от цедры, залила спиртом, засыпала сахаром, и получилось лимончелло.

Жена Тенгиза и сам Тенгиз принимали самое непосредственное участие в воспитании Эмиля – на поселениях было принято всех детей растить вместе. Вообще там жилось практически как в Деревне – то есть коммуной. Все делали сообща, вместе строили дома, покупали продукты, заглядывали друг к другу в холодильники, вешали белье на одной веревке, забирали соседских детей из садов и школ, сплетничали по вечерам, по праздникам ходили в синагогу, хоть в бога и не верили, а каждую пятницу смотрели по черно-белому телевизору еженедельный арабский фильм, который крутили по единственному израильскому каналу, и лузгали семечки, грызли арахис, грецкие орехи и палестинские фисташки. Зеленые маслины лежали в мисочках. Дети не хотели ложиться спать, говорили “еще чуть-чуть!”, возились на полу и строили из ореховых скорлупок замки и корабли.

Сперва работали на стройках, собирали апельсины и мандарины, разделывали куриц на конвейере, красили дома и подметали иерусалимские улицы, но довольно быстро устроились.

Веронику Львовну, великолепно владеющую многими языками, взяли в агентство новостей. Тенгиза приняли на завод, производивший кондиционеры, а поскольку теплотехники в Израиле были не востребованы, ему пришлось переучиваться на холодильщика. Жена Фридмана требовала, чтобы Семен Соломонович переквалифицировался из педагога в экономисты, потому что, по мнению генеральши, евреи в Союзе никогда не выбирали профессию, а поступали лишь туда, куда их принимали, однако будущий командир мочалок утверждал, что профессию педагога он все же избрал в трезвом уме и твердой памяти, несмотря на Союз и даже вопреки ему, поэтому он стал работать учителем истории в иерусалимской Деревне Сионистских Пионеров. Иврит ему в самом деле дался на удивление легко.

А потом Семену Соломоновичу неожиданно предложили перейти на административный пост заведующего разными программами в Деревне, а это включало проживание в школе, то есть в самом сердце Иерусалима. Вероника Львовна поехала посмотреть на Деревню и на то, что там предлагалось. Агентство новостей находилось в десяти минутах ходьбы от Деревни, и Вероника Львовна посчитала, что на этот раз сработала ее персональная “ашгаха пратит”. Они переехали, а дом на поселениях сдали. Их финансовое положение заметно улучшилось.