Идеал воспитания дворянства в Европе, XVII–XIX века

Разумеется, ранжирование писателей по табели о рангах – вещь весьма условная и зависящая от обстоятельств времени и места. В пору наивысшего творческого расцвета граф Владимир Александрович Соллогуб, чья повесть «Тарантас» послужила основой для написания этой статьи, ставился современниками (читателями и критиками) в один ряд с лучшими именами русской словесности: Пушкиным, Лермонтовым, Тургеневым, Гоголем. Примечательно, что высокую оценку Соллогуб-писатель получал из уст критиков, принадлежащих к разным общественно-политическим группам. В. Г. Белинский отмечал его «необыкновенный талант» и «мастерство живописать действительность»[1251]; как о «талантливом беллетристе», о котором «не должна забывать будущая история нашей литературы», отзывался о нем Н. А. Добролюбов[1252]; о Соллогубе, чье имя до середины XIX века «было самым блестящим именем тогдашней беллетристики», чьи произведения «знали и читали больше Тургенева»[1253], вспоминал П. Д. Боборыкин; о таланте Соллогуба как об общепризнанном факте писал Ю. Ф. Самарин[1254], и подобные отзывы можно было бы продолжать и далее. Вместе с тем современники отмечали и другие свойства писательства графа. Так, например, И. И. Панаев, размышляя о феномене шумного успеха и последующего забвения Соллогуба у читающей публики, пояснял, что, несмотря на свою очевидную одаренность, «несмотря на свои первые блестящие успехи в литературе», он «остался навсегда литературным дилетантом», не способным «ни к какой самостоятельной мысли», «с барской небрежностью» обращавшимся со своим талантом, не заботясь о его развитии[1255]. Еще более определенно, анализируя творчество автора на примере «Тарантаса», высказывался уже упоминавшийся Ю. Ф. Самарин. Воздавая должное острой наблюдательности Соллогуба в создании характеров своих героев, критик упрекал его (явно не сговариваясь с Панаевым) в отсутствии мысли, некоего основного убеждения, без которых не возникает стройного произведения. Очень важно продолжение этой самаринской идеи: «Она [мысль. – Д. Р.] есть в произведениях Гоголя […] она есть у Диккенса, и у обоих она не вредит художественности»[1256].

Таким образом, при всех своих талантах и успехе граф Соллогуб не Гоголь, он «не дотягивает» до него как мыслитель, и это – один из мотивов, делающих повесть Соллогуба интересной именно для исторического анализа. Соллогуб (пользуясь словами Н. М. Демуровой, написанными по отношению к другому писателю, но по схожим мотивациям) – «умный, тонкий наблюдатель», но «вместе с тем он недостаточно „поэт“ или „художник“ в высоком смысле этого слова», и именно это свойство позволяло ему «весьма точно передавать […] социальные реалии и особенности менталитета изображаемого им общества»[1257]. Эта оценка, сделанная современным исследователем и по другому поводу, удивительно тонко совпадает с наблюдением, сделанным без малого 170 лет назад Самариным уже по отношению к соллогубовскому «Тарантасу» и его главным героям. Огромный интерес читателей к новой повести определялся, по мнению критика, не столько бесспорными художественными качествами, сколько тем, что она вдруг оказалась явлением общественной мысли, а ее персонажи «взяты из современного нашего общества; они существуют […] не как случайные исключения, а как типы, под которые подходят целые массы лиц»[1258]. И это обстоятельство объясняет возможность анализа повести как исторического источника.