Идеал воспитания дворянства в Европе, XVII–XIX века

Испытание самых разных способностей, предполагаемое путешествием, становится также вступительным экзаменом, дающим пропуск в общество. Отправляясь в путь, молодой аристократ должен обладать искусством завязывать отношения в наиболее рафинированных социальных кругах, уметь достойно себя держать в присутствии коронованных особ и их приближенных, в английских замках, французских салонах, на приемах у князей католической церкви, в любом хорошем обществе. Это важнейшее требование светскости, на котором настаивали многие русские семейства и которое порой входило в противоречие с необходимостью умерять расходы и упорядочивать образ жизни, – не говоря уже о проблеме азартных игр, – отчетливо звучит в письмах того времени. В результате «незнание света», вызывавшее сожаление при обсуждении гувернеров без опыта путешествий, как Блессиг или Бринкман, или, напротив, «знание света», столь ценимое нанимателями в гувернерах типа Сокологорского, Массне или Тимана, очевидным образом подразумевали и в русском, и во французском языке двойной смысл: «свет», «le monde» в значении высшего (придворного или аристократического) общества смешивался с «целым светом», «le vaste monde». Как следствие, начало путешествия было для молодого человека вхождением в «свет» в обоих смыслах слова. В своем письме-инструкции Сокологорскому, написанном в сентябре 1780 года, А. М. Голицын недаром хвалит «[…] знания, которые вы имеете о свете»*: эти знания, как он считает, будут необходимыми для троих молодых людей, вверяемых попечению гувернера. Далее в том же письме читаем: «Наука света для наших молодых людей столь же нужна, как и учение»*[1236]. Его двоюродный брат Дмитрий Михайлович так описывает идеального ментора: «человек приличный, имеющий привычку к путешествиям и обладающий хорошими манерами, способными внушать уважение и доверие, соединяющий их со знанием света и людей […]»[1237] Несколько позже Геккель, объясняя, почему гувернер Блессиг не может быть хорошим наставником для Бориса и Алексея в их поездке, использует, в свою очередь, тот же язык: «Ему чуждо знание света»[1238].

Двойственность слова «свет», совмещающего значения «высшего общества» и «большого мира», позволяет нам лучше разглядеть скрытую философию европейского образовательного путешествия. Нацеленное на приобретение разносторонних знаний, оно в то же время было средством утверждения и самореализации аристократии в качестве социальной элиты: успех путешественника рассматривался как социальный успех в самом прямом смысле слова. Показательно, что в 1756 году Ф. А. Бехтеев, временно исполнявший обязанности посланника в Париже, писал о бароне Строганове: «Он […] вояжем своим сделал честь отечеству»*[1239]. Амбивалентность идеи, подразумевавшей формирование безукоризненно воспитанного человека и вместе с тем члена русской аристократической элиты, стремящегося быть достойным своего звания и общественного положения, – в сущности, классическая двойственная ситуация, возникающая из‐за слияния в одном лице человека вселенной и знатного дворянина, – отчасти отражалась в комплиментах и увещаниях, с помощью которых старшие родственники призывали молодых людей показывать себя во время путешествий с самой лучшей стороны или по меньшей мере использовать эти путешествия к собственной выгоде, насколько позволяли средства. «Путешествуйте […] с должным вниманием, столь необходимым для человека знатного рода», – писал А. М. Голицын своему племяннику Николаю[1240]. В 1780 году в письмах к Сокологорскому он упоминал «совершенное воспитание» и знания, какими должен обладать «дворянин, хорошо рожденный»*[1241].

* * *