Читаем Идеал воспитания дворянства в Европе, XVII–XIX века полностью

Нельзя исключать того, что это «приключение» оставило настолько неприятный след в семейной памяти, что Николя избегал любых советов по поводу путешествий, когда ему представилась возможность написать учебник по дворянскому воспитанию. На самом деле этому также есть более основательные причины. О Grand Tour всегда существовали критические мнения, ставившие под сомнение его пользу, и до первых десятилетий XVII века книги, посвященные ars apodemica, содержали в основном рассуждения о значении путешествия и заявления в его защиту[1151]. Легко догадаться, что во многих случаях учебники, игнорировавшие Grand Tour, будут написаны авторами, которые разделяли скептические мнения таких критиков.

Однако это не дает ответа на наш исходный вопрос: почему вообще теория появилась так поздно? Вероятно, объяснения этому связаны с рядом доводов, безусловно относящихся к эволюции литературных жанров, которым посвящено наше исследование, но при этом довольно далеко отстоят от целей образования и во многом смыкаются с вопросами политической этики и легитимности знания. Подробное рассмотрение этих аргументов в данной работе невозможно, но все же позволим себе некоторые замечания, только лишь чтобы еще раз вернуться к судьбе героя и сюжету, с которыми мы уже не раз встречались: Улисс и сосуществование истории и путешествия. Это также послужит поводом к встрече с enfant terrible политической философии эпохи Возрождения – Макиавелли. Мы покажем, что оценка опыта путешествий станет частью теории воспитания в тот момент, когда дискуссии об искусстве управления государством будут в меньшей степени концентрироваться на добродетелях правителя (и его должностных лиц) и когда одновременно опыт – как того и требовал Бэкон – станет основой научного исследования. Однако сначала подведем итоги.

<p>III</p>

Мы постарались проследить развитие модели образования, руководствуясь которой несколько поколений юных аристократов покидали свои страны в XVII и XVIII столетиях. Образование молодого дворянина не считалось законченным – это уже стало убеждением, – если он не совершил Grand Tour. Это не значит, что у каждого юноши была такая возможность. И отнюдь не все принимали эту модель – модель, которая даже еще не установилась. Исторические исследования в значительной степени пренебрегали вопросом о том, как и когда Grand Tour превратился в образовательный стандарт, а те немногие историки, которые им занимались, ограничивались общими рассуждениями, более скрывающими суть проблемы, чем вскрывающими ее. К примеру, Норберт Конрадс полностью разделяет мысль о том – и нам теперь это известно, – что Grand Tour развивался параллельно с новым аристократическим идеалом придворного как значительная составляющая образования, удовлетворявшего потребностям дворянина. Однако модель, по мнению автора, уже в полной мере оформилась с середины XV века, как и идеал придворного. В то же самое время Конрадс полностью отдает себе отчет в том, что дворянские учебные заведения («академии»), которые принимали аристократов, совершавших заграничное путешествие, появились только во второй половине XVI века. Кроме того, все приводимые им примеры сочинений, которые обращают внимание на ценность путешествия как такового, относятся к XVII веку[1152]. Та же ситуация и с Луиджи Монгой, который считает, что «для писателей эпохи Возрождения значение путешествия было основополагающим как в institutio principis, так и в воспитании honneste homme», однако создается впечатление, что он распространяет это утверждение на все Возрождение[1153]. И снова автор приводит примеры, относящиеся исключительно к концу XVI и XVII веку.

Это, безусловно, неудивительно. Как мы уже видели, первые прописанные «программы» Grand Tour, возникшие под пером частных лиц, начали появляться с 1550 года, как и более или менее систематизированные положительные оценки значения путешествия. Нет никаких сомнений, что Grand Tour не всегда непременно связывали с фигурой придворного после того, как она появилась; очевидно, что здесь произошли изменения. Возможно ли объяснить их только лишь трансформацией моделей путешествий? Этот довод отстаивает Норман Дуарон. По его мнению, идеал придворного полностью противостоит идеалу его предшественника – рыцаря, включая и манеру путешествовать: рыцарь был бесцельным странником, чьим прекрасным воплощением стал Улисс. Придворный противопоставляет этому организованное путешествие: «Рыцари, блуждая, перемещаются в пространствах загадочной природы, в то время как путешественники следуют четко намеченному маршруту. Методы […], которые предписывает искусство путешествовать, в первую очередь являются ответом на рыцарские поиски приключений»[1154]. В результате получился Grand Tour.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология