Читаем Идеал воспитания дворянства в Европе, XVII–XIX века полностью

Обращение к вопросу об образовании умершего было и в самом деле обязательным элементом надгробных биографий, поскольку проповедники и общественное мнение считали его, наряду с семейной историей и благочестием, одним из ключевых элементов жизненного пути покойного[1043]. Внимание, уделяемое образованию, и степень детализации его описаний в этих текстах зависит от возраста и пола умершего; от оригинальности его образовательной траектории; от наличия у него каких-то особых навыков; от того, сталкивался ли он с какими-либо знаменитостями или оказывался в необычных ситуациях; и, вероятно, от склонностей самого биографа. Но даже с учетом этих различий и неизбежных пробелов и искажений данные документы остаются единственным доступным нам массовым источником и, соответственно, дают редкую возможность для попыток сопоставлений или построения типологии на значимых группах населения.

Сопоставление с другими надежными источниками показывает, что цитируемые в биографиях факты надежны и сомнению не подлежат[1044]. Включение особенно точных деталей (таких, как имена или даты) в тех или иных отдельных эпизодах заставляет нас думать, что фрагменты этих жизнеописаний были приготовлены заранее самими усопшими или их окружением и были основаны на личных или семейных воспоминаниях. Некоторые формулировки, употребляемые проповедниками, также подтверждают эту гипотезу[1045].

Таблица 1. Частота упоминаний отдельных компонентов дворянского образования

Прежде чем приступить к рассмотрению собственно образовательного идеала на данном конкретном примере, необходимо выявить наиболее распространенные элементы дворянского образования. Анализ частоты упоминания различных форматов образования в имеющихся источниках позволяет выделить следующие практики: обучение частными наставниками или гувернерами; обучение родителями или патронами; учеба в латинских школах, университетах и/или рыцарских академиях; образовательные путешествия (Kavalierstour); воинские упражнения; значимые встречи с учеными, различными знаменитостями и монархами; начало службы монарху в качестве пажа и т. д. Мой анализ их распространенности основан на выборке, включающей данные об образовательных путешествиях 201 представителя аристократии и патрициата в различных германских лютеранских землях (таблица 1)[1046]. Я выделил высшее дворянство (или аристократию) на том основании, что, в отличие от низшего и среднего дворянства, оно располагало средствами для получения наиболее дорогостоящего, в частности домашнего, образования, но также потому, что это позволяло ему проявлять свою социальную обособленность, например игнорировать воспитательные учреждения, в которых смешивались разные слои дворян. Именно поэтому высшее дворянство училось в колледже и в университете меньше, чем две другие группы дворянства, и образовательная траектория наиболее часто представленная в этой группе совмещает домашнее образование на уровне академии или коллегиума, за которым следует служба у вельможи или владетельного князя. Патрициат также следует выделить в отдельную группу, поскольку это городское служилое псевдодворянство, вышедшее из древней торговой буржуазии, отличается своей склонностью к получению университетского образования, а услуги гувернера на дому в этой группе, как правило, не упоминаются. Это образовательная модель, близкая к модели буржуазии свободных и интеллектуальных профессий и буржуа, занимающих административные и политические должности. Впрочем, следует отметить, что все эти модели представлены в той или иной степени во всех трех выделенных группах и что наиболее часто встречающаяся в общем среди всех трех групп модель образования (составляющая более трети всех случаев) совмещает домашнее образование, колледж и университет, к которым нужно добавить, конечно, образовательное путешествие, или Kavalierreise. Катрин Келлер провела аналогичный анализ, охвативший 305 молодых дворян из Саксонии: половина из них совершили образовательное путешествие, и 60 % учились в университете[1047]. Судя по этим результатам, сочетание учебы в университете и образовательного путешествия соответствовало идеалу дворянского образования в Германии. Низшие слои дворянства, видимо, тоже разделяли этот идеал, даже если он и не всегда был для них доступен.

Однако отвечать на вопрос о том, что представлял собой идеал образования, лучше с помощью качественных, а не количественных методов анализа. В самом деле, погребальная биография – это прежде всего дискурс: дискурс о жизни, религии, воспитании, успехах, невзгодах и смерти. Помимо фактов, он содержит слова и интерпретации. И слова эти произносились в торжественный момент, когда слушателей приглашали задуматься о жизни и смерти. Вопрос состоял в том, что остается от человека в конце его жизни как напоминание о стадии становления личности. Поэтому, интерпретируя надгробные панегирики, мы должны принимать во внимание не только факты, предлагаемые в тексте, но и то, как автор преподносит их.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология