Язык тела

Позвонки были расположены близко к поверхности и боль от татуировочного пистолета, пробивающегося вниз по позвоночнику, была сильной, но Кэсси не обращала на это внимания. Ее тело должно иметь неизгладимое воспоминание о женщине, которая «разожгла» ум Кэсси. Наконец, девушка ощутила действие болеутоляющих гормонов, глухое жужжание пистолета погрузило ее в задумчивость, и на поверхность всплыла тревожная мысль: «Почему мне никогда не приходило в голову точно так же или каким-то другим путем почтить память родителей?»

Конечно, она посещала могилу мамы на кладбище Финчли дважды в год вместе с бабушкой, то есть отмечала годовщины рождения и смерти мамы, но это был ритуал. Его Кэсси Рэйвен выполняла больше из чувства долга, чем по личной необходимости. Что касается отца девушки, то она даже не знала места его захоронения. Babcia сказала, что отца похоронили на семейном участке где-то в Ирландии. Учитывая непреклонную враждебность Вероники к отцу Кэсси, девушка никогда не выясняла точное местоположение кладбища.

Теперь же Кэсси Рэйвен хотелось узнать больше об обоих родителях.

— Извини, что пришла так поздно.

Кэсси вошла вслед за бабушкой в теплую квартиру и сбросила куртку, радуясь возможности избавиться от дискомфорта из-за свежей татуировки на спине.

— Поздно? А, да, ведь еще и десяти часов нет! Я смотрела фильм.

Они прошли в гостиную. Кэсси увидела стоп-кадр — Джон Уэйн в ковбойской шляпе. Похоже, Babcia уже в сотый раз смотрела «Искатели».

— Хочешь, приготовлю тебе какао со сливками и налью немного коньяка?

Впервые Babcia приготовила ей какао со сливками, когда десятилетняя Кэсси вернулась домой в слезах со школьного спортивного мероприятия. Вероника никак не могла освободиться с работы в Safeways. Кэсси оказалась единственным ребенком без мамы и папы, которые могли бы ее подбодрить. Однако к разочарованию примешивалось чувство вины и ощущение облегчения от того, что бабушка не приехала.

Кэсси подросла и стала очень стесняться бабушкиных завитых седых волос и старомодного твидового пальто, видя рваные джинсы и танкетки мам ее друзей. В средней школе дрянные девчонки издевались над сильным бабушкиным акцентом и притворялись, что их рвет на pierogi[18] и golombki[19] из коробки для завтрака, которую Вероника давала Кэсси.

Все пришло в норму после конкретного случая: Кэсси Рэйвен поймала одну из хулиганок в коридоре. Та имитировала суетливую старушечью походку ии. Кэсси прижала девочку к стене и надавала ей пощечин. В итоге учитель, проходивший мимо, оттащил Кэсси от злопыхательницы. Девушка никогда не раскроет причину скандала, результатом которого стало ее месячное отстранение, но больше над ее бабушкой никто не издевался.

Кэсси принесла горячие напитки в гостиную и сказала:

— Babcia… Можно взглянуть на твои фотографии мамы?

Бабушка посмотрела на нее с радостным удивлением. Этот взгляд взбудоражил совесть Кэсси Рэйвен. Сколько раз она уклонялась от «тяжелого испытания» — просмотра фотографий?

Вероника поставила на пол большую потрепанную картонную коробку, достала альбом и раскрыла его на коленях.

— А! Вот здесь твоя мама нарядилась для своей первой вечеринки. Ей здесь исполнилось пять лет.

Маленькая девочка, одетая в старомодное вечернее платье из бледно-голубого шелка с юбкой, туго стянутой в талии, с широко раскрытыми глазами и взволнованным лицом.

— Шикарное платье, — воскликнула Кэсси.

— Шикарное? Да что ты! — бабушка засмеялась. — Я сделала его из обрезка ткани для штор, которую купила на рынке. — Она похлопала по альбому. — Она очень похожа на тебя, когда вы были одного возраста.

— Неужели?

Эта странная маленькая девочка с косичками и в белых носках до колен выглядела такой старомодной и необычной, словно ее телепортировали с другой планеты.

Впрочем, одна из более поздних маминых фотографий словно «наскочила» на Кэсси, даже спустя десятилетия. Она запечатлела молодую Кэтрин, идущую летним днем по рынку Кэмдена. Выглядела мама лет на девятнадцать или двадцать, то есть фотографию сделали в начале девяностых. Тени были резкими, а солнечные участки обесцвечены, поэтому даже воздух казался горячим. Джинсовые шорты Кэтрин обнажали длинные стройные ноги, а солнце высвечивало золотисто-каштановые отблески в волнистых волосах мамы, ниспадающих на плечи.

Взгляд девушки — счастливый, в то же время смеющийся и застенчивый оттого, что ее фотографировали — был взглядом, каким можно одарить только любовника.

— Наверное, эту фотографию сделал папа, — предположила Кэсси.

Кэсси Рэйвен вновь увидела поджатые губы бабушки и в который раз ощутила вечный запрет на любое упоминание об отце.

— Бабушка, знаю, ты считаешь отца недостаточно хорошим для моей мамы, — попыталась продолжить эту тему Кэсси. — Может, ты права, и отец был расточительным. Но все же он мой отец.

Губы пожилой женщины сжались в тонкую полоску, однако Кэсси Рэйвен упорствовала.

— Ты ведь обвиняешь его в аварии?

Возможно, помимо основной причины гибели родителей — безрассудного мальчишки-гонщика на угнанной машине — имелись и другие подробности.