Язык его пропавшей жены

— Есть так называемая гипотеза Сепира-Уорфа. Очень своеобразная и популярная в лингвистике. Некоторые ученые считают даже, по аналогии с теорией относительности Эйнштейна, что она является лингвистическим принципом относительности. Что это такое? А вот что: в соответствии с этим принципом, каждый язык содержит определенный взгляд на мир, который не только влияет на наблюдения говорящего, но и определяет его познавательные возможности вообще. Например, структуру его науки. Народы, потерявшие единство письменности и языка, начинают и по-разному мыслить. Ясно, что о легком достижении каких-либо скоординированных действий людей с разным мировоззрением, с самим стилем мышления, и говорить не приходится.

— То, что происходит сейчас с многонациональной Россией, — произнес Ферапонтов.

— Ну да, — кивнул Велемир. — А тогда, с переходом к фонетическому письму, человечество быстро «рассыпалось» на отдельные народы. И если для периода неолита отмечалось сильное сходство разных культур, то с III тысячелетия до нашей эры и до наших дней мы вынуждены констатировать сильнейшую культурную пестроту разных народов. А что еще нужно для господства принципа «разделяй и властвуй»?

— Кому нужно торжество этого принципа, ясно, — тотчас подхватил иерей. — По ходу изменения языков люди отдаляются не только друг от друга, как народы в целом, но и от Божественного языка, от Слова Господа.

— Но некоторые исследователи считают, что после Вавилонского столпотворения был утерян не единый язык, а некие сакральные знания, переданные ранее людям богами-цивилизаторами, — вновь вступил в разговор Ферапонтов. — И битва, в результате которой был разрушен Вавилон, происходила между этими «богами-цивилизаторами» и «богами второй волны», победившими их. И новая система письменности якобы не взялась «с потолка», а была дана людям богами-победителями.

— Добавлю к вашим словам и то, — поддержал его Велемир, — что это объясняет любопытные странности языков у некоторых народов, необъяснимые с позиций естественной лингвистической эволюции. К примеру, в 80-е годы прошлого столетия боливийский специалист по вычислительной технике Иван Гусман де Рохас случайно обнаружил, что аймарский язык не только очень древний, но и «придуманный», то есть сознательно и искусственно сконструирован. Но… аймарский язык существует тысячи лет! Тем не менее, его синтаксис имеет настолько «жесткую» структуру и настолько однозначен, что это было бы просто невероятно для нормального «органического» языка. Его синтетическая и высокоорганизованная структура означает, что аймарский язык легко может быть преобразован в компьютерный алгоритм для машинного перевода. А откуда взяться таким специалистам за сотни лет до нашей эры?

И тут Велемир неожиданно без всякой связи с предыдущим задал давно мучивший его вопрос:

— А почему ваша хозяйка, Матвей Яковлевич, все время молчит, будто язык проглотила?

— Так она обет молчания дала.

— Какой такой обед?

— Во искупление греха. После убийства второго мужа. Она его тоже топором зарубила. Оба злодеями оказались.

— Зачем же так-то? Есть же суды, полиция.

— Да там злодеи-то еще почище будут, — вздохнул Ферапонтов. — Сами кого хочешь угрохают.

— А вам самому теперь не боязно?

— Нисколечко. Снаряд уж третий-то раз в воронку не попадет. Вы лучше поближе к теме.

— Ладно, только я уже позабыл о чём?

— О смешении языков и народов, — напомнил отец Владимир.

— Да. После этого «богами второй волны» вполне мог быть задействован запретительный механизм на использование предыдущей письменности. А в преданиях и легендах явно сохранились отголоски такого «запрета»: всякая попытка человека проникнуть в сверхзнания богов провозглашалась одним из самых «страшных прегрешений», которая «новыми богами» нещадно каралась. Целые отрасли знаний оказались под запретом, от чего до нас дошло негативное отношение не только к колдовству и магии, но и к астрологии, алхимии, просто к попыткам «постичь тайны древних знаков».

Велемир по привычке стал расхаживать по горнице. Он всегда делал так на своих лекциях во всех университетах мира.