Явка в Копенгагене: Записки нелегала

Спать было крайне неудобно. Лежать можно было только на спине. Мешали наручники. Яркий свет, от­ражаясь от белого потолка и стен, бил прямо в глаза. Время от времени в течение ночи в дверь заглядывали охранники. За всю ночь почти не смыкал глаз, В голо­ву лезли разные мысли. «Русский шпион! Забрали без всяких жену и детей. Для оказания давления, конечно. Значит, знали точно, с кем имеют дело. Неужели пре­дательство? Похоже. И все же не верится. Да. А я-то вначале полагал, что этот Пепе появился только лишь потому, что я собирался работать против Штатов. А здесь, если верить этому Мигелю, информация о нас пришла из ЦРУ? Утечка из Центра? А почему этот Мигель так со мной откровенен? Хотя в присутствии остальных он разыгрывает из себя сурового охран­ника, демонстративно поигрывая своей хромирован­ной цепочкой. «Для чего эта цепочка?»— спросил я его. «При помощи этой цепочки легко обезвредить любого преступника»,— отвечал он. И все же, почему он мне это рассказывает? Антиамериканские настро­ения? (Впоследствии это предположение подтверди­лось. Мигель, будучи националистом, действительно терпеть не мог американцев, которые, как он считал, потихоньку оккупируют его страну, проникая во все поры, и в первую очередь в силовые структуры, одной из которых является СИДЭ.) Да, значит, вот откуда ветер дует. Если теперь мной будут заниматься только цэрэушники, то они будут делать это с полным пра­вом, поскольку наш арест произведен с их подачи. Так вот куда все время бегали Охеда и Оскар во время первого допроса! За стенкой сидели цэрэушники, кото­рые руководили допросом, сами избегая до поры до времени показываться мне на глаза. И вот теперь, после моего признания, они и появились в образе этого Пепе-грузина. Как сообщить в Центр о своих подозре­ниях. Кто? Где? Когда? Похоже, похоже. О дорожном происшествии с девочкой ни слова?! По-видимому, даже не слышали об этом. А говорят, что долго следи­ли за мной. Ну что же, доживем до утра, а там видно будет. Утро вечера мудренее. Даже в моем положении. Но мысль о том, что в Центре затаился враг, сверлила мозг, не давала покоя, приводя меня в угнетенное состояние. И все же это ведь из области предположе­ний»,— думал я, перебирая в уме немногочисленные контакты в Центре.

Наутро сняли наручники и бинты. Из дома принес­ли мою пижаму темно-красного цвета с черными цве­точками, велели в нее переодеться. На ноги принесли шлепанцы.

— Ну вот, видишь, какой ты красный теперь. Со­всем красненький стал! — приветствовалимое появление в красном одеянии.— А главное, в та­кой одежде далеко не убежишь,— сказал один из них.

—   А чего мне бегать, коли мне и тут неплохо,— отвечал я.

После завтрака, состоявшего из кофе с молоком и булки с маслом, Пепе наконец приступил к делу. Вначале он предложил мне все описать письменно, но я категорически отказался писать что-либо, равно как и говорить с ним по-русски, и поэтому беседа велась только на английском языке. Биографические данные, учеба, подготовка. Разбор моих записных книжек, в ко­торых были сотни имен и адресов моих клиентов, и столько записей, что сам черт ногу сломит. Каждый штришок, каждая закорючка подвергались тщатель­ному анализу. Приходилось всему давать объяснения. Например:— Вот этот Линдерматер. Как вы с ним познакомились?

—    Ну, приходил он к нам в бар. Большой весель­чак и затейник. Быстро вошел в компанию с Крамера­ми. Несколько лет, пока мы держали бар, был другом нашей семьи. Ни одна пирушка не обходилась без его участия. По духу неонацист. С его помощью мы позна­комились еще с несколькими наци.

—    Вы на него давали характеристику в Центр?

—    Что за вопрос? Мы давали характеристики на всех лиц, встречавшихся нам здесь. А их были десятки.

—   Так это все же нейтральная связь?

—   А вы что думаете, мы станем вербовать всех подряд? Что-то вы нас недооцениваете.

И так далее, в том же духе...

—    Нейтральная связь?

—    Конечно, нейтральная.

И только на двух я позволил себе сосредоточить внимание Пепе. Оба были клиентами бара, и оба, насколько я знал, покинули страну, причем один из них уехал в США, другой — в Испанию. Но я знал, что по своим личным данным такие люди нашей разведке не подходят. Самое удивительное, что поиски ЦРУ этих людей не увенчались успехом. Они куда-то запропасти­лись, и это обстоятельство их чрезвычайно заинтересо­вало. После обеда и короткого отдыха— снова за работу. И так — до самого вечера. И все последующие дни. В воскресенье Пепе брал себе отдых.

За ужином появился Охеда. Поужинав с нами, он установил на столе наш приемник «Браун» и маг­нитофон, за стол уселись охранники, двое из них встали за моей спиной. Я надел наушники и вскоре услышал позывные Центра. Пепе также наблюдал за моими действиями. Листочки с шифрами Охеда теперь аккуратно отглаживал сам, снимал копию и только лишь после этого отдавал мне на дешиф­ровку. Под взглядом охранников я приступил к рас­шифровке радиограммы.