Явка в Копенгагене: Записки нелегала

—    Всяко бывает. Может, тот, а может, другой.

—    Только ты не думай, что тебе от нас удастся удрать, если пойдешь сам. Мы перекроем все улицы и перекрестки.

—    Мелко задумано. Мелко.

—    Не твоего ума дело.

—    А вот грубить не надо...

Он свирепо глянул на меня и ушел.

Еще одна ночь и один день. Нервное, напряжение притупило чувство голода. За все время вся еда — лишь чашка чаю да кусок хлеба.

Вечером на третий день за мной пришли. Надели наручники. Снова темные очки и вата на глаза. Ехали более часа. В самом конце пути удалось краем глаза разглядеть номер шедшего навстречу автобуса: 511. Машина остановилась в загородной местности перед воротами с овальной табличкой номера дома из белой эмали, часть которой была отбита (явно умышленно). Виднелись лишь цифры «8» и «О». Меня провели через тускло освещенный дворик и ввели в дом. Прошли по коридору. Вокруг шаги. Наконец сняли очки. Я очу­тился в небольшой комнатке, где ярко горела лам­почка ватт на 150 без абажура. Через приоткрытую дверь виднелась ванная, где лилась вода. «Будут пы­тать водой?»— подумалось мне. В дверях ванной промелькнул мой новый знакомый Пепе из ЦРУ, на ходу вытирая руки полотенцем. В это время двое охранников, один — здоровенный верзила, другой — седоватый брюнет невысокого роста, сняли наручники. Смуглолицый, которого звали Мигель, достал бинт и стал перевязывать мне запястья. Я молча наблюдал за его действиями. Затем снова надел на забинтован­ные запястья наручники. Окно было открыто, но ставень-жалюзи опущен и заклинен так, что его невоз­можно было открыть. Меня еще раз тщательно обыс­кали. Отобрали даже спичку, булавку, расческу и бумажный песо.

— А то еще превратишь что-нибудь из этого в ору­жие,— сказал Мигель и добавил жестко: — Смотри, чтобы здесь никаких этих твоих «шуточек», понятно? А то тебе будет плохо. Совсем плохо. Никаких! Нам здесь не нужно сюрпризов, и мы не хотим проблем. Больше нам от тебя ничего не требуется. Сиди тихо, и все будет хорошо. (Под «шуточками» он имел в виду мою неудавшуюся попытку переслать записки в прес­су.) И очень постарайся,— добавил он, угрожающе поигрывая полуметровой хромированной цепочкой с кольцом на конце. Такой цепочкой можно сбить с ног, накинуть удавку на шею или стянуть руки перед тем, как надеть браслеты.— А пока ложись вон на кровать и не рыпайся!— И вышел, оставив дверь открытой.

Я лег на спину со скованными руками на животе, уставившись в белый потолок. Повернуться на бок было совершенно невозможно, так как запястья сразу же начинало сжимать наручниками. Яркая лампочка светила прямо в глаза. Еще раз прогнал в уме пред­полагаемые последующие допросы. Итак: в институте учился, товарищей по учебе «списать» с товарищей по семилетке и по средней школе. Так меньше вероятнос­ти ошибиться. Не один раз придется повторять. Пре­подаватели? Ну, их-то можно указать. У ЦРУ навер­няка есть перебежчики, и меня будут проверять. Но институт наш в Ленинграде уже давно расформирован, а во вновь созданном в Москве институте из старых преподавателей мало кто остался. Разведшколу — ис­ключить полностью. Институт и сразу после него — индивидуальная подготовка, включая стажировку по прикрытию в совхозе, на автобазе. Исключить райот­дел ГБ, это ни к чему, как и дела по линии контрраз­ведки, в которых приходилось участвовать. Ну да лад­но, всего не предусмотришь. Будет видно по ходу дела. Дверь отворилась.

—    Пошли! — сказал рослый охранник с кольтом за поясом.

Меня ввели в просторное, довольно ярко освещен­ное помещение, где потолком служила высокая крыша. Пол выложен плитняком. Два окна и дверь, очевидно выходившие в сторону улицы, плотно закрыты дере­вянными подъемными шторами, сами же окна откры­ты. Двери, выходившие в другие помещения, также плотно закрыты. Когда одну из них открывали, оттуда проникал запах жареного мяса. В комнате двое охран­ников, седовласый сеньор со сталинскими усами по имени Гомес, полковник СИДЭ, с которым я познако­мился еще в ночь ареста. Это мне после поведал Мигель. Вошел Пепе. Стол был накрыт на семь пер­сон. Меня усадили на «почетное» место в центре. Все были в хорошем настроении, шутили между собой. А я так и сидел с руками, скованными наручниками.

—    Хотелось бы сначала помыть руки и снять вот это,— сказал я, указывая на свои руки.— Что же я, вот так и буду сидеть, смотреть, как вы тут ужинаете.

—    Если будешь себя хорошо вести, то снимем,— сказал Мигель, ухмыляясь. Он достал из кармана ключ, снял с меня наручники и отвел в ванную. Сам был в суконных коричневых широких шароварах га- учо, заправленных в хромовые черные сапоги гармош­кой и в клетчатой ковбойке.