Ярослава и Грач

— Я не превращаю! — Яра устала, ей не хочется ругаться, но и не ругаться сил нет. — Я вообще-то тоже только вернулась домой и бросилась готовить тебе ужин, и когда я должна была убраться?

— А нельзя сразу быть аккуратнее?

— Нельзя! Или готовь себе сам! И посуду ты тоже отлично можешь помыть сам!

— Ярослава! Просто сделай так, как я сказал!

Что?

Яра недоуменно приподнимает бровь.

— Что? — изумленно выдыхает она. — Это что, приказ? С какой радости я должна беспрекословно делать то, что ты говоришь? Я устала. Помою, когда сочту нужным. Не нравится, мой сам. Все.

Она поджимает губы. По-хорошему надо уйти прямо сейчас. Или все-таки взяться за уборку. Не доводить до чего-то еще более страшного. Это не первая их ссора. Походят и успокоятся. Но эта его фраза… «Сделай, как я сказал…» Какое право он имеет так с ней разговаривать и вообще что-то требовать? И ей хочется продолжить этот спор. Довести его до грани. До логической точки. Возможно, есть смысл не прятаться и пройти этот путь до конца. Рано или поздно им придется сказать друг другу все, так чем плох этот момент?

— Это не приказ, — наконец собирается с мыслями и почти спокойно отвечает Григорий, но глаза у него злые. — Это простая человеческая просьба.

— Которую я обязана исполнить?

— Яра, не передергивай!

— Я не передергиваю! Я пытаюсь понять, с каких пор я превратилась в прислугу!

— Тебе сложно помыть посуду?

— А тебе?

— Я работаю и устал.

— Так я тоже теперь работаю и устала.

— Ты вышла на работу всего месяц назад, а ведешь себя так, будто отпахала без выходных и отпуска уже пару лет!

Яра замолкает. Ей тоже хочется жалить, но слова не приходят. А можно паузу, чтобы придумать достойный ответ? Нет? Какая жалость… Но почему-то ее молчание вместо того, чтобы успокоить Грача, только раззадоривает его сильнее.

— Что? Не по нраву взрослая жизнь? Уже перетрудилась?

Она не перетрудилась. Просто все сложилось совсем не так, как она надеялась. Не так, как она себе это представляла. Только вот Гриша об этом не знает, потому что в последнее время они редко разговаривают по душам. А есть вещи, которые очень сложно сказать во время мытья посуды.

— Чего ты молчишь? — зло кидает он, явно желая подчеркнуть этим, что сказать в свою защиту ей нечего.

— А тебе как будто интересно, что я могу сказать, — бормочет Яра.

— А вот интересно.

— Тогда так. Я не посудомойка. Я пришла домой отдыхать и буду отдыхать. И сейчас я хочу прогуляться.

— Никуда ты не пойдешь, — припечатывает Григорий. — Мы еще не закончили. Что за истерика на ровном месте? Что с тобой происходит?

— Да все со мной нормально! — срывается Яра. — Это ты ведешь себя так, будто терпишь мое присутствие, а я тебе за это еще и должна!

— Я терплю?! — вспыхивает Грач. — Да последний месяц ты словно еж: шипишь на каждое мое слово, отшатываешься от моих прикосновений, словно брезгуешь мной. И да, я терплю все это! И еще пытаюсь быть с тобой вежливым. А думаешь, приятно?

Ах, это она — еж?..

— Ох, ну спасибо. Ты со мной вежлив! Как это мило! Именно то, что мне нужно! Чего ты ко мне пристал? Чего ты вообще пришел так рано? Я тебя две последние недели раньше одиннадцати дома не видела.

— То есть мне теперь дома вообще не появляться?

— Ко мне не лезь, и можешь появляться, где хочешь!

— Ну спасибо за разрешение.

— Не за что.

— Яра, тебя заносит. Давай остановимся сейчас.

А ее и правда заносит. И она уже не способна остановиться. И давно зревшая обида, то, что она много дней носила в себе и что точило ее как вода камень, наконец находит выход в словах.

— Да просто признай, — кричит Яра, — что это конец. Все закончилось, Гриш. Все, нет больше послушной маленькой Яры. Тебе нравилось быть в позиции старшего, сильного! Нравилось, что я слепо иду за тобой. Нравилось, что я все такая молодая, наивная и невинная, и что ты мог лепить из этого что угодно. Должно быть ужасно льстило твоему самолюбию и убитой в ноль самооценке!

Говорить такое больно. Но еще больнее было осознать это в свое время. Он никогда ее не любил. Он просто заткнул ею огромную дыру, которая образовалась в нем после смерти отца и ухода жены. Ему нужен был кто-то, кто бы всецело принадлежал ему. А кто мог подойти на эту роль лучше, чем она?

Грач бледнеет. Шевелит губами, будто пытается что-то сказать и не может, но потом все-таки собирается с духом и…

— Невинность и наивность… — шипит он. — Молодость. Да ты как была неразумным ребенком, так и осталась, мозгов ни на грош не прибавилось!

У Яры от такого дыхание перехватывает, а он вдруг тоже переходит на крик.

— Устала от меня, да? Свободы захотелось, разнообразия, развлечений вместо посуды? Да ты понятия не имеешь, что такое нормальные взрослые отношения! Не смей обвинять меня в том, чего не понимаешь!

Яре кажется, будто на нее вылили ушат помоев.

— Неразумный ребенок? — повторяет она, пытаясь осознать услышанное, а потом вспыхивает.